А если мы говорим об исламском государстве в Сирии, то не нужно думать, что это и в самом деле государство. Это – партизанская территория. И, если говорить прямо, у Исламского Государства в Сирии есть два главных противника: Свободная Сирийская Армия и курдское ополчение. Когда мы отвечаем на вопрос, являются ли Асад и Исламское Государство противниками, мы не можем сказать, что «нет, не являются». Безусловно, идеологически они друг другу противостоят, и столкновение между ними в определённых условиях возможно и даже неизбежно. Но сегодня существуют лишь три участка соприкосновения Исламского Государства с армией Асада. Первый участок, совсем небольшой: длина фронта там не превышает 20 километров, – в районе Сулеймании. Есть более длинный и более ожесточённый кусок фронта в районе Алеппо. И есть точка соприкосновения где военные действия де-факто не идут – это Пальмира. Её можно для красоты и для точности оставить, но реальных боевых действий там не ведётся. То есть линия фронта между ИГИЛ и официальным Дамаском где-то в десять раз меньше, чем линия фронта между официальным Дамаском и Сирийской Свободной Армией.
Когда сегодня российская авиация перешла от режима стратегической бомбардировки объектов инфраструктуры к режиму фронтовой авиации, которая расчищает проход для наземных сил, мы понимаем, что наземные силы – это армия Асада. Нужно понимать, что руководящая верхушка сирийской армии очень тесно связана с правящим классом, с алавитской средой. Но среднее звено офицерства, нижние чины – они не являются чисто алавитскими, чисто шиитскими, христианскими, друзскими, какими угодно. Там присутствует достаточно высокий процент суннитов, которые отнюдь не всегда поддерживают политику своего правительства. Поэтому то, что является сирийской армией, в общем-то, представляет собой не слишком боеспособные части, как бы вас не уверяли в том, что «времена 2011 года канули в прошлое, а сейчас это мощные, обстрелянные силы» и так далее. Фактически штурмовые, прорывные отряды, которые действуют на стороне Асада – это добровольцы из Афганистана: хазарейцы и некоторые пуштунские племена, плюс иранский КСИР и диванская «Хезболла». И Дамаск по сей день не пал отнюдь не потому, что вот сейчас туда вмешались мы. Дамаск не пал в 2013 году, поскольку удар по Свободной Сирийской Армии нанесло тогда Исламское Государство. Именно Исламское Государство спасло Дамаск от неизбежного падения ещё в 2013 году. Это не значит, что Исламское государство действовало в каком-то сговоре с Асадом. Но ИГИЛ не могло позволить, чтобы Дамаск взяла ан-Нусра.
И еще один момент. До 2013 года моджахеды, мухаджиры-иностранцы, присутствовавшие в Сирии, на самом деле, конечно, формально принадлежали к разным отрядам, но вот чёткого деления на то, что «мы – Да'иш» или «мы – ан-Нусра» или «мы – ещё кто-то», не существовало. До 2013 года грань была лишь одна «исламисты/светские». Но в 2013 году прошла целая серия внутренних конфликтов, в том числе – и по делёжке трофеев, связанная с выходцами с Кавказа, с одним из отрядов Свободной Сирийской Армии, «Хайянь». В этот момент «кавказцы» разделились, и часть их перешла из ССА на сторону Исламского Государства. Те, кто не перешёл на сторону ИГ и стал их противниками, хотя сейчас скорее надо говорить не о вражде, а об враждебном нейтралитете, сформировали структуру, которая сейчас называется «Джейш валь-Ансар аль-Мухаджирин». Костяком этой структуры являются выходцы из России. Сейчас неизвестно, кого они признают верховным лидером, но, по крайней мере до середины августа 2015 года, до смерти абу-Усмана или, как мы его больше знаем, Магомеда Сулейманова, лидера «Имарата Кавказ», данная группа являлась его отрядом в Сирии. Они признавали его верховенство. Численность этого отряда я бы оценил до 600, может быть до 800 человек, не более. Конечно, на фоне десятитысячных отрядов других групп это вроде бы немного, но у мухаджиров с Северного Кавказа в Сирии высокая боевая репутация: причём и у тех, кто воюет на стороне Исламского Государства, и у тех, кто воюет на стороне Сирийской Свободной Армии.
Начиная с 2011 года в Сирии воевали и так называемые такфиристы. В этническом составе у них значительную долю занимали азербайджанцы, выходцы из Азербайджана, из Казахстана, были и выходцы из России, но все они так или иначе связаны с шейхами-такфиристами, которые проповедуют в основном в Александрии. То есть они, скажем так, исламисты «египетской выучки». Все они входили в конфликт с руководством других отрядов, в том числе и Джебхат ан-Нусры, с руководством ССА, и самый известный их командир, уроженец дагестанского села Хаджалмахи, бывший милиционер, известный как Абу Банат, который публично отрезал головы священникам (и я тут уточняю, что я не пытаясь кого-либо обелить или очернить, я хочу, чтобы меня все понимали правильно) – так вот, за это он был приговорён к смерти руководством ан-Нусры. И его переход на сторону Исламского Государства был сопряжён с тем, что ему надо было избежать кары. Точно так же, как Исламское Государство вышло из-под юрисдикции любых третейских судов, объявив себя Халифатом и, как следствие, неподсудным субъектом, так и все отряды такфиристов были буквально «всосаны», как пылесосом, Исламским Государством со всех сопредельных пространств. Таким образом, следует признать, что другие структуры от такфиристских «отморозков» были в значительной мере очищены – и сейчас этих людей там нет.
Геннадий Попов,
информационное агентство «Анна-Ньюс»:
На мой взгляд, Исламское Государство, ИГИЛ – это попытка создания глобализационного проекта в рамках суннитского мира. И это, безусловно, частично даёт свои плоды. В частности, только позавчера в Москве прошла конференция на которой собрали исламских улемов, которым предложили высказать свою точку зрения на происходящее в Сирии и, одновременно, дали оценку Исламскому Государству, как негативному явлению. На конференцию были приглашены и суннитские, и шиитские богословы. И даже были приглашены богословы, стоящие на позиции соединения шиитской и суннитской версий ислама. Но на конференции возникли противоречия между различными богословами даже в суннитском мире. Кто-то сказал: «Россия, остановись». Другие сказали, что всё правильно Россия делает. И, опираясь на слова Путина при открытии Соборной Мечети в Москве, Россия провозгласила себя частью исламского мира. А ведь это означает, что Россия пытается создать альтернативный глобализационный проект в исламском мире. Вопрос: насколько эти попытки России могут увенчаться успехом?
Максим Шевченко:
Касательно «глобального исламского проекта» России. Я считаю, что это достаточно опасная иллюзия. Исламский мир гораздо древнее России. И Россия – это не только ислам. В силу чего следует говорить не столько об идеологическом, сколько о дипломатическом проекте. И в словах Президента России говорится лишь о том, что «Россия тоже является частью исламского мира», а вот дальше всё упрётся в противоречия между лидерами стран исламского мира и России, в проблемы с финансовым лобби, которое, начиная с начала 1990-х годов захватило финансовую и во многом – экономическую структуру России. И мы должны понимать, что это лобби закрыло окно для исламского банкинга в России и уничтожило банк-корреспондент Всемирного Исламского Банка в России. Это как раз и есть шаги по поддержке в России спекулятивной экономики, которой противостоит исламский банкинг. Исламские деньги работают во всех западных странах: США, Великобритания, Германия, Франция, Швейцария – все эти страны имеют громадные притоки саудовских, кувейтских, катарских, эмиратских денег. И единственная страна так называемого «современного цивилизованного мира», в которую доступ исламских денег напрочь закрыт, – это Россия. Кем закрыт? Для чего?
