— Да, до связи!
— До связи!
Капитан Новиков получил сообщение о выходе противника сперва во фланг, а потом и фронт. Он передал командирам подразделений приказ приготовиться к массированной артподготовке и авианалету, но в этот день так ничего и не произошло. Солнце ушло за горизонт, после 20.10 стемнело. Японцы оставались на своих позициях. Никто не летал и не стрелял.
В 20.45, сразу после ужина, который так же, как и обед, был доставлен на позиции, Новикова на связь вызвал командир батальона.
— «Иртыш»! — ответил капитан.
— Я знаю, кого вызываю. Как дела, капитан?
— Хуже некуда.
— Чего так? — удивился майор.
— Да терпеть не могу ждать. Уж быстрее бы все началось.
— Понимаю тебя, но всему свое время. При артподготовке и авианалете противника проводная связь наверняка будет нарушена, посему говорю сейчас. Каковы бы ни были результаты огневой подготовки японцев, заставь санитаров бегать с носилками от рубежей к селению, придай им людей из рот. У Куроки должно создаться впечатление, что твоя тактическая группа понесла значительные потери. Подожги резину, горючку. Пусть японцы думают, что горит бронетехника.
— Сделаю, если потери действительно не окажутся большими.
— А вот этого, капитан, требуется избежать. Еще раз проверь позиции. Солдаты не должны располагаться кучно.
— Я знаю.
— Ну а знаешь, то ждем!
— Черт бы побрал это самое «ждем».
— Конец связи!
— Минуту, товарищ майор. Руководить батареями, расположенными за рекой, будете вы?
— А у тебя есть связь с ними?
— Нет. Батальонные связисты так и не смогли протянуть провода через реку, что-то у них не сложилось. Обещали с утра повторить попытку.
— Вот и ответ на твой вопрос. Все?
— Да.
— Конец связи. — Комбат отключился.
Ночь выдалась безоблачная, теплая. Видно было далеко, только вот смотреть обороняющимся, вернее, их передовым дозорам было не на что. Кругом буераки, балки, малые сопки, степь.
Все началось с рассветом.
Где-то недалеко прогрохотали артиллерийские выстрелы, раздался шелест, и позиции советско-монгольской тактической группы покрылись четырьмя грибами разрывов стопятидесятимиллиметровых снарядов. Тут же последовал второй залп, за ним третий и четвертый. В течение пяти минут японские гаубицы выпустили более шестидесяти снарядов.
Потери от обстрела сразу определить было невозможно. Однако план капитана Новикова был приведен в исполнение. Как только артподготовка прекратилась, на открытые участки вышли санитары и пехотинцы с носилками. Они бегали от траншей к зданиям и сараям, которые тоже пострадали от обстрела. Танкисты запалили бочки с горючим, экипажи БА-10 подожгли запасные шины.
Сразу после этого всех заставил залечь очередной залп. На этот раз снаряд угодил в замаскированный Т-26, второй разорвался рядом с бронеавтомобилем и повредил его. Поджигать больше ничего не требовалось. Подбитый Т-26 чадил куда хлеще всех бочек и покрышек. Экипажи находились вне машин, в укрытиях и не пострадали. После этого залпа японская артиллерия замолчала.
Линия связи оказалась не повреждена, и Новиков вызвал командира батальона.
— Капитан, что у тебя? — спросил тот.
— Насчет потерь личного состава пока не понятно. Японцам удалось поджечь один танк и повредить БА-10. Экипажи живы. А почему молчит наша артиллерия?
В это время загрохотали стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы, расположенные за рекой Халхин-Гол.
— Извиняюсь, батарея открыла огонь.
— А молчала она потому, что разведка уточняла координаты вражеской артиллерии. Рядом с ней, кстати, объявилась еще одна рота противника, но без танков, на грузовых машинах.
— Японцы и должны были подтянуть резервы.
— Ты вот что, Сережа, уточни потери и, пока действует связь, сообщи мне. Получив информацию о результатах ответного артобстрела, я передам ее тебе. И еще, капитан, ожидай появление самолетов противника.
— Уже ждем. Но мы бессильны против них. Если только они пойдут на малой высоте, то достанем их из «дегтярей», а так основной заслон — зенитные счетверенные установки, расположенные на противоположном берегу.
— Батарея готова принять гостей. Ты мне данные о потерях давай.
— Передам. До связи!
Новикову не пришлось отдавать дополнительное распоряжение. Командиры подразделений сами передали сведения о потерях.
Старший политрук Семенов свел их воедино и доложил:
— У нас, капитан, убитыми пять красноармейцев, четыре легкораненых, которые после оказания первой помощи смогут остаться в строю. У монголов убитых четверо, тяжелых один, двое легких, которые тоже останутся в строю. Итого по группе убитых девять человек, тяжелых один, легких шесть. Сожжен Т-26, повреждена БА-10. Экипаж танка переведен в роту вместо погибших бойцов, а вот что делать с бронеавтомобилем, не знаю.
— Как только закончится артподготовка и пройдет авианалет, соорудим для него канонир и устроим огневую точку. Если, конечно, до того времени он не сгорит.
Старший политрук кивнул и заявил:
— Решение поддерживаю.
Новиков улыбнулся, но ничего не сказал. Поддерживает политрук, вот и хорошо. Куда хуже будет, если он стучать в батальон комиссару начнет.
А советские стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы продолжали стрелять. Они замолчали через десять минут, и тут же сработал сигналом вызова телефонный аппарат.
Трубку взял сам командир роты.
— «Иртыш» слушает!
— Здесь командир!
— Да, товарищ майор?
— Потери определили?
— Так точно. Докладываю.
Комбат выслушал Новикова и проговорил:
— Не сказать, что особо большие, но жизнь каждого человека бесценна.
— Да, Александр Андреевич, особенно на войне.
— Война — особый случай. Убитых пока держи в селении, потом похороним в братской могиле и памятник поставим. По тяжелому раненому пусть определяется твой санинструктор. Не сможет помочь, прикажи санитарам перенести к реке. Но аккуратно. Легкие, говоришь, в состоянии вести бой?
— Так точно!
— Не забудь потом представить их к наградам в первую очередь.
Капитан усмехнулся и заявил:
— В первую очередь награды у нас получают политруки да актив.
— Юмор я оценил, но ты больше так не шути. По результатам ответного огня нашей артиллерии. Из восьми японских орудий уничтожены три, два повреждены, потери понесли и расчеты. Так что у японцев остались три гаубицы, способные вести огонь.
