Мы с мужем подошли к окну. Нас разбирало любопытство, как выглядит жулик.
Я предполагала, что это будет криминальный качок в черной шапочке до бровей, с развитым торсом, короткими ногами. Именно таких показывают в бесконечных сериалах.
Нет. Это был полумальчик, по виду студент-первокурсник. Тощенький, невысокий. Шел, торопился. Почти убегал. Его спина стояла косо, с наклоном.
Мы видели, как он подошел к автобусной остановке.
Отошли от окна.
Я стала заниматься своими делами. В доме всегда есть дела.
«А где его родители? – думала я. – Мать, отец…» Должны же быть у него родители… Куда они смотрят? Может быть, он детдомовский? Сколько веревочка не вьется, все равно завяжется в петлю. Его поймают и посадят. А тюрьма людей ломает. У них даже лица становятся другие. Тюрьма не перевоспитывает, а мстит. Тюрьма – месть государства.
Раздался кряк.
Муж подошел к домофону. Послушал. Потом обернулся ко мне:
– Это опять жулик. Он просит вынести ему поесть. Хотя бы хлеба.
– Пусть ждет, – сказала я.
– Ждите, – хмуро проговорил муж.
Я быстро сделала бутерброды со всем, что стояло на плите: с куском отварного мяса, с картофельным пюре. Сверху положила соленый огурец. Опустила все это в пищевой пакет.
– Ты не ходи, – сказал муж. – Я сам отнесу.
Он переобулся, накинул куртку и вышел с пакетом.
Все-таки он за меня боялся. Жулик – человек с плавающей нравственностью и неизвестно, что придет ему в голову.
Придет серенький волчок
В эту ночь Рите ничего не снилось. Как правило, ее сны каждый раз предвещали события. Например, битые яйца – к деньгам, сырое мясо – к болезни, грязь под ногами – к ссоре. А в эту ночь – ничего. Спала единым временным куском. Ни разу не просыпалась.
Утром в дверь позвонила соседка, бабка Руденчиха. (Ее фамилия была Руденко.) В прошлом Руденчиха работала в торговле, кем-то руководила. Кто-то ей подчинялся. Сейчас – никем и никто. Просто активная бабка с ярким характером.
Руденчиха сообщила, что помирает от головной боли. Никакие таблетки не помогают.
– Давайте вызовем скорую помощь, – предложила Рита.
– Неудобно людей беспокоить. Может, само пройдет, – предположила Руденчиха.
– Скорая на то и существует, чтобы их беспокоили. Какая им разница, куда ехать – к вам или к другим…
Это было убедительно. Руденчиха согласилась. Рита вызвала скорую, назвала адрес.
Скорая приехала быстро, что соответствовало слову «скорая».
К Руденчихе вошли двое мужчин в белых халатах: один постарше, другой помоложе. Тот, что помоложе, – красивый, в стиле молодого Никиты Михалкова, но скромнее.
Рита не покидала Руденчиху и присутствовала при осмотре. Отвечала на некоторые вопросы, поскольку Руденчиха медленно соображала.
– Нужно сделать снимок головы, – сказал тот, что постарше. – Кое-что исключить.
– Я думаю, это метеозависимость, – предположил красивый. – Погода неустойчивая.
– Лучше сделать снимок, – вмешалась Рита.
– Вы ей кто?
– Соседка. Я живу в соседней квартире.
– А родственники у нее есть?
– У нее два сына. Один – в Польше, другой – в Израиле, – объяснила Рита.
– А кто будет сопровождать?
– Я могу с вами поехать…
Красивого звали Саша.
Рита не удивилась. Сейчас все Саши, эпидемия на Саш.
Александр – действительно звучит красиво: звонкие согласные, прослоенные гласными. К тому же прославленные тезки: Александр Невский, Александр Македонский, Александр II.
Саша – звучит нейтрально, но зато коротко. Саша, и все. Можно Шура, но это проще.
Позже выяснилось, что Саша приехал из города Кунгур. Там он учился на врача, однако Москва его приняла и оценила. Саша работал в серьезном месте, а на скорой просто подрабатывал.
Саша – бедный и бездомный, но красивый, умный и перспективный.
Рита ему понравилась сразу, поэтому он старался на нее не смотреть. Но глаза невольно скашивались в ее сторону и застревали на ее лице.
Рита была похожа на всех актрис сразу. Глаз не оторвать. Саша и не отрывал.
Руденчиху отвезли в больницу. У нее оказалась просто гипертония, поднялось давление. Тоже ничего хорошего, но все-таки лучше, чем инсульт или аневризма.
Анализы сообщили, что у Руденчихи – диабет второго типа. Причина – ожирение, лишних тридцать килограммов. Врачи сказали, что если похудеет, то диабет пройдет и давление нормализуется. Это значило, что кушать надо всякую гадость – несоленое и нежареное, при этом не есть на ночь, когда особенно хочется. Зачем тогда жить?
Еда – секс пожилых людей. Руденчиху лишали пищевого секса, а полового у нее не было с сорока пяти лет, когда ее бросил муж и ушел, не сказав «до свидания».
Руденчиху продержали в больнице десять дней, сделали десять капельниц и отпустили домой.
В больнице ей не понравилось: неудобные матрасы, просто куски поролона. Ее килограммы тосковали по широкой кровати.
На завтрак давали кашу – это еще ничего. А на обед – паровые котлеты, похожие на заветренное говно.
Вернувшись домой, Руденчиха зашла к Рите. Они выпили водочки и закусили копченым салом, положенным на черный хлебушек, а сверху долька чеснока.
Какой-то дурак сказал, что сало вредно. Если съесть за один раз целый килограмм, – вредно, а если пару бутербродов, то очень даже полезно. Мозги питаются жиром и глюкозой. Мозгам необходимо жирное и сладкое, иначе мозги ссохнутся, забудешь, как тебя зовут.
Руденчиха говорила о себе: «Я не так учена, як дрюкована».
Что такое «дрюкована», Рита не понимала, но догадывалась. Это значило: битая жизнью и знающая жизнь.
Не имея мужа, Руденчиха выучила двоих сыновей, поставила их на ноги, отправила за границу. Не бог весть в какую заграницу: Израиль, Польша – это не Америка, но все-таки.
Руденчиха жила в хорошем районе в кирпичном доме, правда на последнем этаже. Никто не хотел селиться под крышу, поскольку летом крыша накаляется, а зимой протекает. Была еще одна квартира на первом этаже. Но первый хуже, чем последний. Пыль и ворье. Пыль с земли, а ворам легко забраться. Лучше под крышу, на восьмой этаж.
Соседкой Руденчихи оказалась Рита, молодая женщина. У нее был любовник, ответственный работник на тридцать лет старше. Звали Илья Григорьевич. Рита называла его «Мазепа».
Этот Мазепа обеспечил Риту квартирой, и не только. Подробностей Руденчиха не знала. Рита – человек закрытый, а расспрашивать неудобно.
