– Я думаю, у нее и в Америке есть квартира.
– А что этот кагэбэшник – он красивый?
– Неплохой. Только косой.
– Интересно… Вы писатель?
– С чего вы взяли?
– Вы живете в писательских домах.
– Да нет. Я вообще не из Москвы. Я живу в Рузаевке.
– А где это?
– В Мордовии.
– А что вы делаете в Москве?
– Я приехал получать наследство.
– От Кристины Онассис?
– От своей бабушки.
– Она умерла?
– Нет. И не собирается. Просто она при жизни хочет все на меня оформить. Чтобы я потом не заморачивался.
– Какая милая бабушка. Она писатель?
– Нет. Ее муж был писатель. А бабушка – спекулянтка. Всю жизнь скупала драгоценные камни. У нее есть черный бриллиант, сорок карат.
– Это много?
– Величиной с грецкий орех. Он бесценный. Бабушка хочет отдать его мне.
– А вы не боитесь, что вас убьют?
– Не боюсь. Я его сразу продам.
– Кто же его купит?
– Кристина Онассис, например. Ей деньги некуда девать. Что такое деньги? Вощеная бумага. А черный бриллиант – это красота.
– Вы его видели?
– Видел. Он завораживает.
– А где бабушка его держит?
– В банке с вареньем.
– Надеюсь, вы никому это не рассказываете…
– А никто не спрашивает.
Помолчали.
– Хотите супчику? – спросила Юлия.
– С удовольствием. Я сегодня весь день ничего не ел.
Юлия разогрела суп. Налила в тарелку.
Оборотень начал есть, подвывая от удовольствия.
– Волшебный суп, – сказал он. Отвлекся от супа. Смотрит на Юлию. Любуется.
– А у вас есть профессия? – спросила Юлия.
– Я юрист. Но я не работаю. Эта работа не по мне: судить людей, сажать в тюрьму…
– Понятно. Не судите, да не судимы будете.
Повисла пауза. Оборотень вдохновенно ест.
– А вы женаты? – поинтересовалась Юлия.
– Частично.
– Это как?
– У меня есть девушка в Рузаевке, но я от нее устал. Она все время спрашивает: когда мы поженимся? А мне все время хочется ей сказать: никогда. Я не выношу никакого давления. Я люблю, когда внезапно и безоглядно. Я увидел вас сегодня и подумал: «Вот она!»
– «Она» – это что значит?
Юлия почувствовала, что волнуется.
– Это значит: все сначала. Другой город, другая женщина, другая жизнь. Я продам черный бриллиант, куплю квартиру в Нью-Йорке и снова буду жить в одном доме с Кристиной Онассис.
– Без работы скучно, – сказала Юлия.
– А я буду работать, только не с людьми, а с собаками. Я открою питомник для бездомных собак.
– Соседи не позволят. Собаки будут выть по ночам, как хор Свешникова, и нарушать спокойствие.
– Да, – согласился Оборотень. – Американцы не позволят, а русские – сколько угодно. Но, конечно, предпочтительнее открыть питомник за городом. Я сейчас ищу большие участки.
– Нашли?
– Нет еще. А вас встретил.
Юлия смутилась.
Оборотень покончил с супом. Отодвинул тарелку и спросил:
– А можно, я у вас еще немножко посижу?
– Конечно. Я только хотела вас попросить: вкрутите мне лампочку в люстру.
Прошли в комнату.
Оборотень поднялся на стул. Стал исследовать патрон.
– У вас есть отвертка?
Юлия принесла отвертку и новую лампочку. В ее хозяйстве было все.
– Я не поняла, – сказала Юлия, – вы собираетесь жить в Нью-Йорке или под Москвой с собаками?
– Везде. Люди мира. Мы с вами будем путешествовать. Не просто приехали-уехали. А приехали на Тибет, например, пожили полгода, вникли. Поменяли место. Отправились в Индию или в Китай.
– А почему вы не спрашиваете, каков мой статус? Может, я замужем. Или у меня жених.
– Никого у вас нет. Ни мужа, ни жениха.
– Откуда вы знаете?
– Это заметно. Вы не акула и не бойцовская собака. Вы – хорошая девушка. А все хорошие – несчастные.
Оборотень соскочил со стула и сказал:
– Включайте!
Юлия включила свет. Люстра засветилась как-то особенно ярко и радостно.
Оборотень подошел к ней, взял за руку:
– Соглашайтесь!
– Вы покупаете меня за черный бриллиант?
– Остальные будут покупать вас за слова. А слова вообще ничего не стоят.
Юлия смотрит в его красивое лицо. Вглядывается.
Алла отодвинула рукопись. Задумалась. Все хорошие – несчастные. Это правда. Они зависят от случая. А хищницы не зависят. Они сами создают случай.
Хищницы умеют выследить жертву, схватить вовремя и сожрать. И переварить. А она, Алла, сидит на своем рабочем месте по восемь часов каждый день, выжидает Вилю, которому скоро полтинник.
Юлия (выдуманный персонаж) получит все и сразу, плюс молодое тело с сильными руками, легким дыханием, с целым питомником благодарных собак. Вот почему этот человек показался Юлии похожим на волка. Волк – тоже собака.
Алла завидовала Юлии. Алле тоже хотелось иметь черный бриллиант и получить все и сразу.
Маргарита права. Виля – пожиратель ее молодости. Промурыжит до сорока и соскочит. У него есть Валя, есть дача, есть своя жизнь. А она, Алла, – сбоку припека. Как неудавшийся блин. Основной круг – блин, а сбоку – дополнительная клякса из теста. Ни то ни се. Так что высвечивается самый провальный вариант: одинокая, надуренная, сбоку припека. И это все. Как говорят французы, «сэ ту».
Виля позвонил ночью. Шел третий час. Видимо, он дождался, когда все заснут. А точнее, когда заснет Валя. Он не хотел ее огорчать. С Вали хватило. Хромая. С палкой. С постоянной болью в бедре. Боль – это то, к чему нельзя привыкнуть. Боль и голод.
Алла могла понять Вилю. Его жене и так досталось. Но почему она, Алла, должна быть как сообщающийся сосуд? Вале полагается спокойно спать, значит, Аллу можно разбудить среди ночи. Виля – жонглер, будет подкидывать шарики и ловить, и главное, чтобы ни один не упал. Виля – жонглер, а Алла – шарик. И это бесконечно. А время уходит. «Молодость – не вечное добро. Время стрелки движет неустанно».
Маргарита права, поэтому ее так противно слушать. Ничто так не ранит, как правда.
