– И не забывайте, что двадцать лет назад дорожно-транспортная инфраструктура была совершенно другой. Это сейчас повесили указатели на каждом шагу, и рекламные щиты повсюду висят, поэтому ориентиров великое множество. В девяносто восьмом было совсем не так. Пока идешь по трассе, еще можно было найти, например, второй поворот налево между двадцатым и двадцать первым километром, потому что километровые столбы стояли. Но как только сворачиваешь с главной дороги – все, кранты. Тут либо знаешь путь, либо не знаешь. Сокольников маршрута не знал, его нужно было выучить наизусть и чисто умозрительно, не имея ни единого ориентира и ни единого реального воспоминания. Теперь смотрите на карту, я увеличу ту часть, которая идет после съезда с шоссе, и скажите мне, сможете вы все это запомнить за двадцать минут? Причем запомнить так, чтобы не забыть и через несколько дней не запутаться?
– Наверное, мог бы.
Голос Петра звучал по-прежнему уверенно.
– Хорошо. Учите. У вас есть двадцать минут.
– Вы серьезно?
– Более чем. У нас лабораторная работа. Вам нужно потратить всего двадцать минут, чтобы приобрести новый навык.
– Какой? Навык запоминания карты?
– Навык проверки собственных версий при помощи неполных материалов старого дела, – усмехнулась она. – Вам переслать карту? Или вы сами ее найдете и выведете?
– Сам, – буркнул Петр недовольно.
Настя демонстративно выставила на телефоне будильник и принялась пролистывать полученные материалы. Да уж, много интересного можно было извлечь даже из неполного комплекта документов! Эх, если бы была такая профессия, где требуется анализировать уголовные дела… Причем желательно вот такие, дырявые, с пропусками. Она бы сутками сидела за работой и получала удовольствие! Что может быть интереснее?
Когда телефонный будильник возвестил об истечении двадцати минут, Настя предоставила Петру возможность продемонстрировать результат. Надо сказать, начал молодой человек достаточно бодро, примерно половину пути изложил безошибочно, но потом сбился и привел Настю, следящую за его объяснениями по карте, в совершенно другое место.
– И это сразу после того, как вы двадцать минут зубрили, – констатировала она. – Что же будет завтра? А через три дня?
Глаза Петра внезапно расширились.
– Я понял. Я все понял, как оно было, Анастасия Павловна!
Голос его, еще несколько секунд назад огорченный и упавший, звенел от радости.
– Шульга не только показывал карту, он рассказывал про ориентиры! Там же могли быть, например, голубой домик, сломанное дерево, покосившийся забор, ну, всё такое. Могли же?
– Могли, – согласилась Настя. – Вы хотите сказать, что за двадцать минут Сокольников выучил и маршрут, который вы сами выучить не смогли, и ориентиры?
– Но он мог заучивать по частям, – не сдавался Петр. – В первые двадцать минут зубрил повороты, во вторые двадцать минут – ориентиры.
– А в последние двенадцать минут следователь Лёвкина его экзаменовала и проверяла, хорошо ли усвоен материал, – добавила Настя, не скрывая ехидства.
– Ну а что? Докажите мне, что так не может быть! Вот смотрите: Шульга и Лёвкина получили от настоящего преступника полное описание маршрута со всеми подробностями, им ничего не стоило…
– Я вам скажу больше, дорогой Петр, – перебила его Настя. – Шульга и Лёвкина могли вместе с преступником выехать на место захоронения, сами все посмотрели, подробно записали, отметили ориентиры и заставили несчастного Сокольникова все это выучить. А еще есть роскошный вариант, при котором настоящий убийца – это Шульга, или Лёвкина, или оба разом. Поэтому маршрут они знают прекрасно. Им даже выезжать никуда не нужно.
Глядя на опешившего от неожиданности Петра, Настя не выдержала и расхохоталась.
– Все это замечательно, и я готова в это поверить, если вы объясните мне несколько совсем простых вещей. Открываем протокол первого осмотра местности. Читаем фамилии участников. Шульга есть?
– Есть.
– Лёвкина?
– Тоже есть.
– Тогда почему они не нашли место? У обоих были все возможности вовремя подсказать Сокольникову то, что нужно, исправить любую ошибку. Они провели на местности восемь часов. Восемь! Это очень много. И места не нашли. Почему? Теперь второй вопрос: если Шульга и Лёвкина заранее знали, что Сокольников не убивал и ни при каких обстоятельствах не сможет правильно указать место захоронения, почему повезли его на осмотр сразу после явки с повинной? Какого, простите, дьявола они его потащили туда, не подготовив предварительно? Они что, похожи на идиотов? Нет, я не хочу сказать, что в милиции и прокуратуре никогда не было глупых людей, они были и есть, и даже совсем-совсем тупые встречаются, это правда. Впрочем, как и в любой другой профессии. Но два клинических придурка на одном деле – это, уж извините, перебор.
– А если так? – глаза Петра горели азартом. – Они ездили к Сокольникову в СИЗО не для того, чтобы он выучил повороты, расстояния и ориентиры, а чтобы он запомнил условные знаки, которые они будут ему подавать. Направо, налево, вперед… Маршрут выучить, наверное, сложно, если по карте, тут вы правы, я вот не справился. А с условными знаками же намного проще. За двадцать минут можно много всего запомнить.
– Согласна, – кивнула Настя. – У вас отлично получается, я серьезно говорю, без подколов. Версия насчет условных знаков очень хороша, тут я вас искренне поздравляю. Действительно, условные знаки запомнить проще и быстрее. Первых двадцати минут хватит за глаза.
– Вот!
– Тогда следующий вопрос: зачем вторые двадцать минут? Для чего Шульга приходил к Сокольникову еще раз?
– Проверял урок, – весело ответил Петр. – А Лёвкина вообще ничего не проверяла, просто допросила, написала протокол и ушла. Ну как, сходится? Могло так быть?
– Могло, – согласилась она. – Только насчет первого выезда вы меня не убедили. Если выучить условные знаки так просто, почему это не было сделано четвертого сентября? Или даже третьего, когда Шульга принимал явку и долго-долго беседовал с Сокольниковым? Почему Шульга и Лёвкина, или кто-то один из них, пошли на колоссальный риск и повезли неподготовленного человека искать неизвестно где неизвестно что? На что рассчитывали?
– Не знаю…
– Так придумайте. Мы с вами именно для этого и тратим время на изучение документов, чтобы вы могли придумывать правдоподобно, а не с потолка. Я неправильно выразилась, прошу прощения: насчет колоссального риска – это неверно. Потому что риск подразумевает по меньшей мере два пути развития событий, один из которых плохой, другой хороший. Здесь же речь идет о совершенно безнадежном предприятии, когда вероятность благополучного исхода равна нулю. Человек, который не знает, где захоронены тела, и не имеет никакой дополнительной информации, сможет с первой же попытки указать правильное место примерно с такой же вероятностью, с какой обезьяна, посаженная за пишущую машинку, сможет напечатать «Войну и мир». И снова возвращаю вас к жалобам: про развешивание черных ленточек Сокольников говорит неоднократно, а про условные знаки – ни слова. Почему? Что мешало рассказать, если так и было? Приговор вы читали поверхностно, но, как я понимаю, показания самого подсудимого изучили тщательно. Про ленточки там было?
