Осы не ужалили меня, повторяла она про себя, не ужалили, ничего не было. В детстве, когда Марта в брезентовой куртке и желтых резиновых сапогах бродила с отцом по лесу, у них было заведено правило: не болтать попусту. Отец объяснил, что ему лучше всего думается, когда он гуляет, поэтому на лесных прогулках он думал, а Марта беседовала сама с собой. Теперь, оказавшись в лесу совершенно одна, она словно оживила того старого, глупого, задиристого собеседника, по десять раз задающего дурацкие вопросы.
А если бы было? Что бы было, если бы было?
Марта изо всех сил старалась не обращать внимания, но не сдержалась:
— Тогда я бы убежала!
В ответ раздался смешок:
Ты правда думаешь, что смогла бы убежать от роя?!
За годы молчания внутренний собеседник не поумнел, зато набрался дерзости.
— Значит, я бы спряталась! — заорала Марта.
Он только этого и ждал.
И что бы было? — заладил он. — Что бы было? Что бы было, если бы ты не убежала? Сколько осиных укусов может выдержать человек? Ты помнишь, Марта?
— Отвяжись!
Что бы было, Марта?
Она зажмурилась и потрясла головой.
Впереди между соснами высился огромный муравейник.
Марта подошла к нему и остановилась. Возмущенные вторжением муравьи немедленно атаковали ее кроссовки.
Поваленное дерево, падение, осиный домик — все эти события разволновали Марту, но сами по себе не вызывали страха. Все, что с ней случилось за то время, что она находилась в лесу, было пусть неприятным, но вполне ожидаемым.
В отличие от муравейника.
Марта не могла понять, что с ним не так, но что-то было не так.
Мозг сигналил об опасности, но она не могла распознать сигнал. И не понимала, где опасность.
Это было странное состояние — на той грани, где встречаются социальный опыт и инстинкты, выученные правила и темные желания, иррациональные страхи и здравый смысл, всегда призывавший их игнорировать.
Марте чудилось, будто ее сознание раскололось и вместо одной Марты перед муравейником стояли две — знающая ответ и не знающая его.
Не знающая ответ Марта растерянно, как девочка, потерявшая любимое колечко, перебирала воспоминания в шкатулке. Шкатулка была игрушечной, в ней лежали пешеходные переходы, где надо смотреть сначала направо, потом налево, незнакомцы, с которыми нельзя говорить, железные качели на звенящем морозе (не лизать!) и правило никогда не соглашаться без презерватива (ха-ха). Там не было ничего похожего на муравейник.
Не знающая ответ Марта беспомощно смотрела на Марту, знающую ответ. Не знающей Марте было семнадцать, знающей — четыре. Она стояла возле муравейника в отцовской брезентовой куртке и желтых резиновых сапогах и помогать не собиралась.
Ты никогда мне не верила.
— Но в шкафу ведь не было чудовища! И клоун не хотел меня съесть!
Тогда ты сама знаешь, что делать.
«Конечно, знаю, — подумала Марта. — Взять себя в руки и идти на север. Как и собиралась».
Она поправила рюкзак и пошла дальше, держа курс на север, но забирая на несколько градусов влево, как учил ее отец.
Человек инстинктивно идет вправо в лесу, так устроен его мозг.
Лес постепенно редел, и это радовало Марту. Она шла уже почти час и рассчитывала выйти на проселок минут через пятнадцать.
Ее расчет траектории был в целом верным, как и попытка держать курс чуть левее, — единственным, чего Марта не учла, была скорость ее движения.
Чтобы срезать край леса, который огибал проселок, нужно было идти по самой кромке, лишь через два километра взяв на север, и пройти еще километр леса насквозь. Она же двигалась строго перпендикулярно к проселку, удаляясь от федеральной трассы Архангельск — Вологда и приближаясь к северо-западной границе Сийского лесного заказника, раскинувшегося на сорок три тысячи гектаров.
Деревья поредели, и Марта ускорила шаг. Тишина сменилась ровным шумом, который Марта приняла за шум машин.
Впереди она уже видела просвет — лес обрывался.
Но не проселком, как она думала, а ущельем.
На каменистом, с песчаными проплешинами склоне росли искривленные сосны и карликовые березы, внизу шумел ручей. Вода, набегавшая на пороги, сдвигала камни и гальку и производила звук, похожий на звук двигателей.
Ущелье простиралось вправо и влево насколько Марта могла видеть. Глубина его на глаз составляла метров сорок. В этот момент она поняла, что было не так с муравейником.
Муравьи любят, чтобы в их окна светило солнце, Марта.
Она скинула рюкзак, села на землю и заплакала.
Идиотка!
Муравейник стоял у дерева, значит, север был за деревом, а она все это время шла на запад.
У воды комаров стало еще больше. Если в лесу они почти не беспокоили ее, то на открытом пространстве она едва успевала их убивать. К тому же к комарам присоединилась мошка, она жалила больнее, и покусанные места тут же начинали гореть. Марте захотелось пить. Она открыла рюкзак и достала бутылку газировки, купленную на заправке.
Береги воду, Марта.
Она замерла, не успев поднести горлышко к губам. Это ее единственная вода. Марта сделала маленький глоток, потом еще один, потом закрыла бутылку пробкой. Если она заблудилась…
Конечно, заблудилась.
Марта вывернула рюкзак. На землю вывалились два желтых и два красных носка, трусы, книга Алена Роб-Грийе, которую она открыла один раз и читать это было невозможно, тушь для ресниц, помада, обещавшая оттенок «матовый шоколад», упаковка тампонов «Котекс», сарафан Любы Красиловой с открытой спиной и флакончик антисептического геля для рук «Роза» — «Ваши руки пахнут розами, где бы вы ни находились». А также пакетик чипсов и два шоколадных батончика. В боковом кармане обнаружилась сплющенная упаковка «ригли».
Мята обладает седативным действием, Марта. Поэтому она входит в большинство успокаивающих средств.
Ей нужно было успокоиться. Просто выдохнуть.
Марта развернула пластинку «ригли» и засунула в рот. Бумажку она смяла и бросила в рюкзак.
Ни в этот момент, ни после ей не пришло в голову, что по следам, которые она оставит, ее можно будет найти или хотя бы проследить ее путь.
Ладно, она не смогла срезать дорогу через лес.
Это придется признать.
Она шла больше часа, значит, примерно столько же ей потребуется, чтобы вернуться на проселок, к тому месту, где лежит R1200RS.
