И последнее – во что обойдется подготовка «наряда». Согласно разрядным записям, в поход было взято 57 разнокалиберных орудий, «36 пищалей да 21 пушка»
[156]. Зная из источников, как актовых материалов, так и исторического нарратива, сколько и чего полагалось иметь при каждом орудии, можно попробовать рассчитать примерную стоимость того, во что обойдется подготовка «наряда» к походу. Так, зимой 1577 г., во время осады Ревеля, по сообщению перебежчика, московитская артиллерия имела боезапас от 250 до 500 ядер на ствол
[157]. Пускай в Ливонском походе боезапас на ствол составит по 300 выстрелов (с запасом, на несколько осад) – в сумме на 57 орудий это составит приблизительно 17 тыс. ядер. К этому наряду полагалось немалое количество всякого имущества. Представление о его «номенклатуре» дает сохранившийся документ, датированный концом 1555 г. Согласно ему, на три полуторные и 5 девятипядных пищалей полагалось иметь «ядер по сту к пищали, а зелья противу ядер шестьдесят пуд сорокового, да три пуды ручного зелья, да на мехи десять десять холстов, да триста листов бумаги, да двадцать два пятка лну, на восм ужищ лняных, да на ядра восмь коробей, да осмеры возжи лычные, да восм овчин неделаных…»
[158]. Зная примерные рыночные цены на эти предметы в конце 70-х гг.
[159] и экстраполировав на число орудий наряда, сопровождавшего царя в Ливонском походе, мы получаем, что по очень грубому подсчету на эту артиллерию нужно «зелья» на 300–400 рублей и на всякие прочие материалы (холст, бумага, овчины, лен, веревки-ужища и пр.) – еще примерно 100–150 рублей, что в сумме составит не менее 400–500 рублей.
Само собой, отдельную статью составят расходы на выплаты жалованья и «командировочных» пушкарям и их помощникам-поддатням. На все время кампании (считая по 3 человека на орудие – итого 170 человек и еще 15–20 кузнецов и плотников) потребуется 350–400 рублей «на корм» и прочее, провианта на 600 рублей и фуража для их лошадей еще на 600 рублей. Итого на артиллерию, пушкарей и их лошадей потребуется еще примерно 1,5–2 тыс. рублей.
Подведем общий итог. В сумме (подчеркнем, что это минимальная цифра, нижняя планка расходов), с учетом рыночных цен на провиант, фураж и прочее, выходит, что затраты казны и «земли» (если посошные будут содержаться за ее счет) на подготовку и проведение Ливонского похода в 1577 г. должны были составить (по минимальным оценкам) около 350–400 тыс. рублей
[160]. И это притом, что это военное предприятие Ивана Грозного было далеко не самым крупным и масштабным в истории его войн. В том же Полоцком походе 1562–1563 гг. участвовало около 50 тыс. ратных людей и никак не меньше, а, скорее всего, и больше, 100 тыс. лошадей. Кроме того, тогда было задействовано (если верить псковским летописям – цифра представляется на первый взгляд завышенной, однако, если принять во внимание колоссальный объем подготовительной работы – те же дороги, те же мосты и пр., то она вовсе не выглядит невозможной) до 80 тыс. посохи и значительно более могущественная артиллерия. И расходы на эту кампанию, соответственно, превосходили означенную нами сумму в разы. 1 млн рублей, 68 тонн серебряной монеты, потраченных при таких раскладах на взятие Полоцка, вовсе не представляется такой уж и невозможной цифрой (а скорее всего, сумма была существенно большей). Так что война обходилась московскому государю совсем не дешево, что бы там ни говорили иностранные наблюдатели. Пара больших государевых походов легко могли проделать в государственном бюджете немалую брешь, и, как уже выше говорилось, рать действительно «заедала казну», и не только ее.
Возможно, именно этой причиной не в последнюю очередь и объясняется загадочная пауза, которая наступила в действиях русского войска после взятия Полоцка. Иван Грозный и его воеводы не стали развивать достигнутый успех. Если принять во внимание размах Полоцкого похода и затраты на его проведение, то очень даже может быть, что остановка в боевых действиях во многом объяснялась тем, что в казне после такого грандиозного предприятия было пусто, и продолжать войну дальше с такой же интенсивностью было не на что. А раз так, то выходит, что фраза историка Дж. Вуда о том, что во 2-й половине XVI в. «финансовый и административный аппарат Французского государства все еще был неспособен обеспечивать растущие вооруженные силы, необходимые для ведения боевых действий в ходе продолжительных кампаний в течение длительного времени (выделено нами. – В. П.)…»
[161], вполне применима и к характеристике русских финансовых и военных реалий того же времени. И начатая война, если она не завершалась сразу оглушительной победой и капитуляцией неприятеля, ошеломленного бурей и натиском, превращалась в таком случае в тягучую «резиновую» «войну-процесс», когда периоды активизации в боевых действиях перемежались с долгими паузами, необходимыми для передышки и для накопления сил и ресурсов, в том числе и финансовых. Эту картину мы можем наблюдать на примере 1-й Смоленской войны Василия III в 1512–1522 гг. или Полоцкой войны Ивана Грозного в 1562–1570 гг.
Очерк III. «У Великого государя нашего… против Его Государских недругов рать сбирается многая и несчетная…»: численность московских ратей XV – начала XVII в.
В начале этой книги мы уже приводили высказывание американского социолога и культуролога С. Хантингтона. Позволим себе еще раз процитировать его, поскольку оно имеет непосредственное отношение к теме этого очерка. «Военная мощь имеет четыре измерения: количественное – количество людей, оружия, техники и ресурсов (выделено нами. – В. П.); технологическое – эффективность и степень совершенства вооружения и техники; организационное – слаженность, дисциплина, обученность и моральный дух войск, а также эффективность командования и управления; и общественное – способность и желание общества эффективно применять военную силу», – писал он, и в этой фразе мы не случайно выделили место, в котором он говорит о количественном измерении военной мощи государства. Этот аспект военной мощи государства Хантингтоном поставлен на первое место, конечно же, не случайно – издревле именно численность войска во многом предопределяла исход и сражения, и войны в целом. Можно сколько угодно рассуждать о том, что побеждать надо не числом, а уменьем, но все же лучше, чтобы присутствовало и то и другое. Потому-то о могуществе государства всегда судили прежде всего в зависимости от того, сколько воинов его правитель может выставить в поле в случае необходимости. И, обрисовав в общих чертах, как решались в России раннего Нового времени проблемы, связанные со снабжением войска провиантом, фуражом и деньгами, логичным было бы перейти к характеристике количественного аспекта военной мощи Московии.
