— Заходите, — позвал Олаф шёпотом.
Летта с явным облегчением проскользнула внутрь. На свету она почувствовала себя увереннее. Парня бросило в краску от собственной недогадливости. Какая бы опасность не подстерегала внутри привала, по эту сторону они находились вдвоём. А там путешественница оставалась одна, и, наверное, чувствовала себя беззащитной.
Молодой человек ободряюще улыбнулся своей спутнице и для начала широкими шагами обошёл двор, присматриваясь к каждой тени, не понимая причины тревожащего его особенного обоняния запаха. Конюшня, из которой доносилось пофыркивание и негромкое ржание, Олафа надолго не заинтересовала, он только огляделся в полумраке и спокойно двинулся к дому. Приподнявшись на цыпочках, заглянул в окно и долго что-то высматривал внутри. Затем вернулся к воротам за вещами, поманил за собой ожидающую решения Летту и постучал дверным молотком.
Со времен их первого знакомства хозяин трактира изменился мало: тот же цепкий взгляд прищуренных, чуть раскосых глаз, те же лохматые брови и вислые усы. Лишь поседел больше, а пузо еще сильнее нависло над низко повязанным передником. Несмотря на поздний час сонным и усталым привальщик не выглядел. Он оценивающе оглядел гостей и, видимо, остался доволен, так густо от него потянуло патокой, липкой, вязкой, приторно-сладкой. Трудно было понять, узнал ли толстяк Олафа, но тот на это и не рассчитывал.
— Добрый вечер! Я — привальщик Смут. Чем могу быть полезен добрым господам?
— Нам нужны горячий ужин и ночлег на одну ночь.
— Можно устроить. У меня как раз имеются свободные комнаты, — хозяин распахнул дверь шире, пропуская молодых людей в просторную трапезную, где стройными рядами вдоль стен стояли столы и скамейки.
В дальнем углу за столом дремал, положив голову на руки, какой-то пожилой мужичок, по виду ремесленник, в поношенной, но добротной и чистой одежде. Напротив него с аппетитом хлебал похлёбку дюжий малый в мерцающем всеми цветами радуги плаще мага. С третьим гостем, привлекательным светловолосым молодым человеком, скучавшим у окна в компании с тэссерой,
[3] Олаф был давно знаком и обменялся с ним быстрым взглядом. Не хотелось бы, чтобы кто-то лез сейчас с ненужными расспросами и досадным вниманием, даже если этот кто-то — некогда прошёл с тобой часть пути.
— Прошу, присаживайтесь, — радушно пригласил хозяин, и нарочито обмахнул ближайший стол полотенцем. — На ужин жаркое, пирог с сытихой и требушка жареная. Есть уха из речной рыбешки, сама она костлявая, но навар больно хорош. Могу принести, что скажете, или все разом? Пить будете пиво, воловок, чай? С заморскими винами нынче вышла неприятность: рухнула в подвале лестница, все бутыли побила, — он говорил суетливо и подобострастно, не давая вставить ни слова.
— Принесите всего понемногу, — особо не затруднился с выбором Олаф. — Из напитков — лучше чай.
Привальщик сорвался с места со скоростью, которую едва ли можно было ожидать от человека его комплекции, и скрылся за загородкой, видимо, пошёл на кухню за расхваленными яствами.
Летта осторожно присела на край скамьи и расстегнула плащ. Юноша опустил поклажу на пол, а сам остался стоять, опираясь кулаками на стол, будто выжидая чего-то. Обстановка казалась вполне мирной, всё располагало к отдыху, по крайней мере, на первый взгляд. И все же ноздри молодого человека трепетали от въедливого смрада чужого отчаяния и страха. Некто, источающий эти эмоции, находился в доме. Хотя точно не в трапезной. Больной постоялец пах бы иначе. Некто, погрязший в бытовых проблемах — тоже. Одно можно было сказать точно — он уже потерял всякую надежду на благополучный исход.
Олаф едва дождался, пока вернётся хозяин, чтобы задать вертящийся на языке вопрос:
— Негусто с гостями?
Смут, расставляющий посуду, пожал плечами и обиженно буркнул в усы:
— Как обычно в этих местах. Все здесь, — потом спросил внятнее, пристально взглянув на Летту. — Стелить в разных комнатах?
— Нет. В одной, — поспешно ответила девушка, словно опасаясь, что её опередит проводник, — но принесите два одеяла, пожалуйста. Мы с братом…
— Братом? — повёл кустистыми бровями привальщик. Былое радушие смывалось с его лица, как плохая краска под струями дождя, он словно уже подсчитывал про себя, сколько намерены сэкономить гости, сначала отказавшись от вина, потом от второй комнаты.
— Братом-братом, — спокойно подтвердил юноша, опускаясь, наконец, на скамью рядом с Леттой и нарочито приобнимая девушку за плечи. — Мы идём с юга и пока не привыкли к вашему климату. Холодно тут у вас, — он незаметно наступил «сестре» на ногу. — Хоть и тёплый сезон. Дождливо.
— Мы доплатим, разумеется, — она брякнула на стол несколько монет, которые тут же, как по волшебству, исчезли в руке Смута.
— Принесу одеяла в вашу комнату, — коротко поклонился привальщик и, наконец, отошёл от стола.
Летта начала с жаркого, отставив в сторону остальные блюда. Олаф же нехотя погрузил ложку в тарелку с ухой — назойливую вонь не перебивал даже аромат ужина. Похлебал без особого аппетита.
Музыкант тем временем начал настраивать тэссеру, подтягивая колки и лениво перебирая струны, добиваясь идеального на его слух звучания. Собрался петь? Или сочинять песню? Давно он тут?
Словно услышав незаданные вслух вопросы, тэссерист затянул:
— Навещаю привал я тоскливой порой,
Отдыхаю душой, наслаждаюсь едой,
И поэзию струн разбавляю вином,
Только песня моя не о том, не о том…
Если встречу друзей, буду искренне рад,
Даже если они мне в ответ промолчат,
Даже если та встреча — подёрнута льдом,
Только песня моя не о том, не о том…
Инструмент звучал приятно и мягко. Мелодия услаждала слух. Признаться, Олафа это удивило. Он помнил крикливые и несколько фривольные шансонетки, которыми тэссерист баловался раньше. Сейчас стиль музыканта изменился. Впрочем, одна случайная песня ничего не доказывала. Может, это так, творческое изложение его сиюминутных мыслей.
Летта наелась, и просто сидела, прислушиваясь к песне. Музыканту было далеко до её «колыбельной недоеду», но, судя по всему, он девушку зацепил. Впрочем, в обаянии тэссеристу не откажешь. Почему-то это досаждало. Особенно на фоне тревожащих запахов.
Олаф выдержал недолго.
— Не пора ли спать? — он резко поднялся на ноги, невольно прерывая песню.
Тэссерист улыбнулся одними глазами и отсалютовал проводнику. Следующая мелодия по тембру и звуку стала ещё более мягкой, напоминая слышанные в детстве колыбельные. Музыкант баловался, наслаждаясь производимым впечатлением.
— Думаю, да, — Летта кивнула и тоже поднялась со скамьи.
Выглядела она сонной. Олаф махнул рукой хозяину, положив на стол ещё несколько монет, в компанию к исчезнувшим в кармане передника привальщика. Тот подскочил и протянул ключ от комнаты.
