А.П. Но я видел другие предприятия, которые лежат у их хозяев в руинах. И таких предприятий гигантское количество. Когда вы проедете по деревням, вы увидите, что сделали «хозяева» с нашим сельским хозяйством. Я постоянно оспариваю тезис о том, что государственное — это обязательно неэффективное и плохое, а частное — всегда хорошее и эффективное. Вовсе нет. Здесь очень сложная проблема. И 90-е годы, которые в России во многом связаны с вашей персоной, были годами, когда на планету «Россия» упал метеорит и гибли гигантские сооружения, гигантский потенциал, гигантские организмы — социальные, военно-политические, экономические, — которые не могли существовать и реализоваться в новых условиях. По существу, на моих глазах погибла «советская цивилизация», и эта гибель в моем сознании и в сознании многих людей создала ощущение катастрофы. Эта катастрофика проявлялась во всем: в смертности, деградации населения, распаде социума, гибели идеалов. Однако, если бы этот период продолжался, это исключало бы нашу встречу. На очевидном катастрофическом фоне возникло какое-то странное, едва осязаемое чудо, едва ощутимый вихрь возрождения. Появились новые тенденции, которые силятся преодолеть катастрофу. Внимание людей все больше переключается с деградации, которая продолжается и усугубляется во многих отраслях, на то, что противостоит деградации, — на элемент развития, на элемент возрождения.
А.Ч. Александр Андреевич, я вас перебью, извините. Я, поверьте, тоже видел частные предприятия, которые «лежат в руинах». И их первых хозяев, которые дебет от кредита отличить не могли. А где они сейчас? Одни — вылетели из бизнеса, разорились и остались ни с чем. А другие — не то что «дебет» — они консультанту из «Маккинзи» лекцию прочтут о том, как современный финансовый менеджмент оптимизирует денежный поток и создает предпосылки для увеличения капитализации и привлечения инвестиций через публичное размещение акций на фондовой бирже. Никто из серьезных людей никогда и не говорил, что любой частный бизнесмен лучше государственного. Только неэффективный частный вылетает как пробка максимум за год-два, а вот государство наше родное до своих «менеджеров» будет десятилетиями добираться. Вспомним, где у нас самые больные части экономики? Посмотрите — что у вас написано в лифте, что творится в подъезде вашего дома, а что во всем ЖКХ? А что в нашей медицине? А что в упомянутом вами селе? А ведь все это и есть — государственное и недоприватизированное. Да замените вы ненавистное слово «приватизация» простым русским словом «хозяин» и все, что тут еще надо доказывать. Либо он есть, либо его нет.
А теперь об очень важной для меня второй части вашего вопроса. Вот посмотрите. «На фоне разрушения возникло странное чудо» — это ваше видение ситуации. Мое видение ситуации — нет никакого чуда. Все, что вы сейчас начинаете видеть, — результат того набора действий, который и был осуществлен в 90-е. Это не некое загадочное отклонение от стратегии, а прямой результат того, что делалось. Да, тогда гибли целые предприятия, гибли целые отрасли. Но они и не могли не погибнуть в ситуации, когда СССР стал банкротом не в фигуральном, а в точном финансовом смысле слова. Производство, которое наполовину было военным и финансировалось из госбюджета, просто потеряло источники финансирования. Вы можете быть либералом, империалистом, националистом, кем угодно — не имеет значения. Но вы не можете сохранить эти отрасли производства, потому что у вас больше нет источника финансирования. Денег нет. Дальше у вас есть только одна стратегия. Первый шаг — попытаться минимизировать ущерб в процессе вот этих чудовищных и неизбежных трагедий для десятков миллионов людей, потому что трагедии уже заданы, они уже детерминированы. Второй шаг — внутри трагедии пытаться выращивать то, из чего потом возникнет неожиданно удивляющее чудо. Но ни хрена оно не неожиданное! Оно создавалось! Оно создавалось в девяносто втором году, когда отпускались цены, когда был создан первый государственный бюджет России. И хоть и приняли его в декабре девяносто второго года с трудом и был он уже не реализуем, без него не было бы ни бюджета 2006 года с профицитом, ни стабфонда, ни инвестфонда, ни самого роста ВВП. Оно создавалось тогда, когда в России была создана частная собственность, с законодательной базой и, главное, с изменившимся сознанием сначала тысяч, потом сотен тысяч, а потом и миллионов людей, которые в это дело вошли, стали свою жизнь строить как хозяева, основываясь на частной собственности. Это же один процесс!
А.П. Полагаю, что не только поэтому. Просто был остановлен «свирепый либерализм», прервана разнузданная «игра свободных сил», когда у государства отсутствовали какие-либо регулирующие инструменты. Этому положен предел. Возникли централистские тенденции в экономике, государственном устройстве, информации. Возникла преграда хаосу.
А.Ч. Ну, конечно же, нет! Я отвечу на вашу реплику примерами из разных отраслей. Торговля. Технологически — одна из самых простых сфер, выходящая прямо на потребителя, на живой спрос. Что произошло в торговле за последние пятнадцать лет? Шаг номер один. Указ о свободе торговли. Февраль 92-го. Вы помните, бабушки с носочками возле метро? Им эти носочки разрешили продавать, и ни пожарная инспекция, ни санэпидемстанция не могли их изгнать. Это первая стадия, довольно экзотическая. Стадия номер два. Ларьки. Ларечки. Целый класс лавочников. Между прочим, один действующий министр и несколько губернаторов — бывшие ларечники. Стадия номер три.
«Антинародная приватизация» и продажа магазинов привела к тому, что стало можно купить магазин и туда перейти из ларька. Перешли в магазин. Перейти-то перешли, но денег нет, он такой же убогий и омерзительный, как был всегда в советское время, однако в нем что-то начали уже продавать. Стадия следующая. Начало инвестиций в магазины, они стали приобретать человеческий вид. А где мы находимся сейчас? Сейчас мы находимся в стадии, которая называется «инвестиционный бум», с масштабным строительством сетевых бизнесов торговли — всякие «меги», «перекрестки», «пятерочки», «копейки», причем уже дифференцированно по качеству спроса: это для низкодоходных, это для среднедоходных. Не просто московские, а российские сети. И при этом — абсолютно мирового класса, нет никакой разницы между магазинами «Икея» в Москве и Стокгольме. Вот так — от бабушек к «Меге». с помощью «свирепого либерализма» и разнузданной «игры свободных сил».
А.П. Это «храмы торговли», культовые сооружения, где люди молятся на «вещь», страстно желая ей завладеть. Раньше мы молились на гигантские лаборатории, где готовились «марсианские проекты», на суперзаводы, где строились «Бураны» и экранопланы, а теперь поклоняемся богу наживы, и страшно смотреть на этих обезумевших счастливчиков, которые с блеском в глазах тащат из супермаркета ворох барахла.
А.Ч. Это можно описывать и так. Но я просто на секунду представил себе, как бы вы, с вашим даром слова, описали то, что является хорошо нам знакомой альтернативой этой жуткой картине, так красочно вами нарисованной. Я имею в виду обыкновенный советский магазин с «завтраком туриста», гнилой капустой, бодрыми тараканами на пустых полках и наглой продавщицей.
Вы можете сказать: ну, это все-таки торговля — не самая технологически сложная отрасль, да к тому же явно не чужая для базовых рыночных категорий, чуть ли не синоним самого рынка. Хорошо, давайте возьмем в некотором смысле ее противоположность — родную мне энергетику. Сложнейший технологический комплекс, представьте себе — несколько тысяч турбин с генератором на одном валу на более чем четырехстах электростанциях, каждая весом в тонны или десятки тонн, бешено вращающихся со скоростью три тысячи оборотов в минуту по всей стране — от Сибири до Калининграда при температуре 530 градусов и давлении в 230 атмосфер и при этом работающих в едином технологическом комплексе, в котором отклонения возможны не более чем на пять сотых герца — то есть в пределах одной тысячной от заданной скорости вращения. Да еще прибавьте сюда несколько десятков миллионов потребителей, технологически включенных в этот комплекс, о чем они часто даже и не догадываются. Да вспомним к тому же, что производит эта отрасль — тепло и свет, да и где все это происходит — в нашей северной стране! Мы не одного космонавта запускаем — от нас зависит в прямом смысле слова жизнь и смерть миллионов людей. В таких системах ничто не может быть выше надежности. Казалось бы, здесь-то уж точно нельзя допускать никакого рынка, никакого либерализма, никакой игры «свободных сил». Именно так долго считалось не только у нас, но и во всем мире — вплоть до начала 90-х годов прошлого века. А потом — первыми скандинавы, затем — Европа, далее — весь мир от Китая до Новой Зеландии и Казахстана — понял, что это не так!
