Хотите сильную, надежную армию — обеспечьте права человека в погонах. А кто сейчас этим занимается в грачевской армии? Никто. Я вместе с независимым профсоюзом военнослужащих прорабатываю специальную программу обеспечения социальных прав военнослужащего. Придем в Госдуму — примем сразу же соответствующий закон. И каждый чиновник головой будет отвечать за выполнение этого закона
А.П. Когда я почитал еще просто проект военной реформы, который был брошен в общественное сознание, меня поразила какая-то необязательность, случайность, недостоверность и недоказанность всего того, из чего состояли его четыре или пять страничек текста. Мне казалось, что когда строятся военная философия, доктрина — определяется враг, зоны, направления опасности, исходя из этого, определяется будущий театр военных действии. Затем наступает очередь типов соединений и контингентов, типов оружия. Определяются виды стратегии и тактики на этих театрах.
С другой стороны, если страна, как наша Россия, сжимается опять до Звенигорода, Москвы и Коломны, теряя территории, регионы, геополитические направления, это будет одна доктрина. Если страна находится на подъеме, если выходит на новые рубежи, в Космос, на дно Океана, возникает другая военная философия. Я даже не хочу обсуждать грачев-скую военную доктрину. Как вы видите грядущее построение нашей оборонной философии, когда мы преодолеем этот кризис и всю эту беду?
А.Л. Военная стратегия не является предметом дискуссии на страницах открытой прессы. Поэтому об этом можно говорить в каком-то самом общем смысле. Всякое государство, если оно претендует на роль великого, обязано на весь мир объявить о своих жизненно важных интересах. Затем возникает вопрос об угрозах этим интересам: сиюминутных, завтрашнего дня и потенциальных. Необходимо ясно определить систему противодействия этим угрозам.
Мы живем в очень странном государстве, у которого, как вдруг оказалось, интересов нет, как нет и врагов. Такого не бывает. НАТО, которое одержало блестящую победу в «холодной» войне, казалось бы, может и расслабиться, сокращаться, уменьшить денежные траты. Но Североатлантический блок, оказывается, после победы ни на один танк, ни на один самолет не сократился! Более того, он намерен наползти на границы с Россией через Польшу, через Прибалтику. Если из военно-политического блока НАТО убрать военную арматуру, то там политические лохмотья останутся. Конкретный кулак направлен против конкретного противника. А кто противник? Однозначно — Россия, и они, в общем-то, этого не скрывают.
Другой стратегический аспект. Нас пытаются стравить с исламским миром. В Афганистане дров накололи. Чего греха таить: дрались с душманами, как и сейчас в Чечне. Но теперь на десять убиенных, дай Бог, оказывался один душман, остальные все мирные. Появились враги, даже те, кто не хотел воевать с нами. Потеряв семью, они начинали драться насмерть. И чем больше длится война, тем больше таких «волков», тем более они матерые, профессиональные…
Есть еще третий потенциальный противник — Китай. Сейчас там уже миллиард двести миллионов население, к 2010-му году планируется миллиард шестьсот. И они уже по-тихому осваивают наш Дальний Восток. Это может кончиться жестоким противостоянием.
Сколько ни пытаюсь вникнуть, что такое сегодня наша армия, не могу. Это какой-то набор частей и соединений без всякого смысла. Остается иметь нечто такое крупное, чтобы нас уважали, с нами считались. Ядерный щит. Смею утверждать, что если сегодня утром посредством соответствующей договоренности и соглашений мы лишимся этого ядерного щита, то о нас просто начнут вытирать ноги. Мы просто окончательно превратимся в территорию для выполнения трех известных функций: поставка на мировой рынок дешевого рабочего быдла, поставка на мировой рынок дешевого сырья и вселенская свалка отходов, включая радиоактивные. Предпосылки к этому уже просматриваются. У нас есть последний сдерживающий фактор. И на этом фоне необходимо иметь небольшие, но полностью развернутые части с отработанной системой переброса. В этом спасение, ибо хорошо отлаженный профессиональный даже кулачок, а не кулак, несравнимо более боеспособен, чем 100, 200 кадрированных дивизий, которые просто неспособны в нынешних условиях развернуться.
Если будет война, этот кулачок должен обеспечить развертывание. То есть ядерный потенциал плюс мобильные части. Многоцелевое их использование с отлаженной системой базирования, с отлаженной системой переброса. Когда же нынешняя кадрированно-кастрированная армия бросается в бой, вот тогда — Чечня показала — все эти сводные экипажи, сводные расчеты, сводные роты, механик-водитель из Московского округа, оператор— из Ленинградского, а командир — из Уральского… — тогда и получается, что вновь начинаем бить не умением, а числом. Экипаж должен быть отлаженный, сколоченный, проведший весь цикл обучения вместе, такой десяти стоит. Обученный боец, профессионал — вот главное. То есть нужна систематическая боевая подготовка, отработка. Я бы поставил вопрос так: хоть камни с неба, но боевая подготовка.
Вторая проблема — у нас сейчас разжаты пальцы. В стране под ружьем четыре миллиона сто тысяч человек, а в армии и на флоте — миллион девятьсот. Возникает вопрос: а два миллиона двести — кто такие? Внутренние войска — они вроде внутренние, но у них артиллерия, танки есть. Ранее была наработана система: каждая организация — пограничники, ГБ, МВД — действует по своему плану, но если объявлено военное положение, все эти как бы разрозненные пальцы сжимаются в кулак.
Теперь кулак разжат, да еще между пальцами подпорки стоят, что поссорили всех начальников между собой и создали им ряд законодательных препонов. Опять-таки к Чечне обратимся: в одной группировке авиация летает сама по себе. А если касаться отношений между армией и МВД, то там вообще никакого взаимодействия нет. Каждый Наполеон. Каждый удельный князь. А история подсказывает: как только мудрости достало сложиться в кулак — все: бить нас перестали. И так было, и так есть, Это наш второй колоссальный резерв: когда бьешь растопыренными пальцами, вероятность их сломать все сто процентов. Надо бить кулаком.
Надо собрать под единой крышей все наши резервы и заставить их работать на одну Державу, на ее обороноспособность, на ее безопасность. Президенту нужно сказать: «Вы можете между собой жить как угодно, но извольте систему образовать. Кто не способен — пишите рапорт».
А.П. Вы сейчас коснулись Чечни. Я все думаю, что если бы в военной среде был серьезный исследователь, то для него чеченская кампания была бы находкой. В этой войне видны вся клоака, вся беда, весь ужас происшедшего и с армией, и с государством. Никто не проанализировал афганскую войну, а чеченскую и подавно. Отсутствует этот аналитический подход в армии. Но среди, на мой взгляд, интересных аспектов чеченской кампании — взаимоотношения военных и политиков, людей, заседающих в кабинетах, золоченых гостиных московских, и людей на поле брани. Этот аспект войны и политики в Чечне проявился особенно фантасмагорически. Кстати, одна из особенностей чеченской кампании — это появление впервые так называемой военной оппозиции, куда и вас причисляют. Вы, наряду с другими генералами, каждый в своей степени свободы и воли, проявили открытую оппозиционность, находясь в военной структуре. Как бы вы описали вот этот потрясающий феномен взаимодействия военных и политиков, решающих какие-то свои окологосударственные или подгосударственные цели средствами армии? Армия, понимая всю аморальность подобных «политических» подходов, все-таки вынуждена проводить свои военные операции даже на фоне этих странных переговоров, которые ведет Вольский.
