Даже прокуратура подтверждает, что мы милиционеров отпускали с оружием, особенно ребят в форме ОМСДОНа, кстати, человек двести оттуда строем перешли на нашу сторону вместе с командиром. Мы все были наши, советские, русские люди. И как бы потом средства массовой информации ни пытались доказывать, что мы якобы разграбили мэрию, у них это не вышло. Следствие показывает, что мы ее охраняли.
И вот вопрос, Александр Андреевич: мог ли я не пойти на «Останкино», когда народ кинулся туда? Да, возможно, что там была провокация, и когда-нибудь после победы, раскопав архивы или допрашивая организаторов расстрела народа, это будет установлено, но в любом случае скажите: вы бы стали беседовать с генералом, который не пошел вместе с народом? Я пошел туда и что мог там делал. Но кинуть народ на бронетехнику я не смог. И по-честному я там говорил: «Люди, сегодня не удалось».
Когда уже ночью там бросали бутылки с бензином в здание, я тоже кричал: «Слушайте, да это будет наше! Это стоит миллиарды». А мне из посадки елочек, как раз перед техническим зданием, на русском языке кричали: «Заткнись, новое отстроим». Я: «Так телевидения не будет». В ответ: «Книжки будем читать, как раньше, думать будем!» Вот такое… Я действительно заткнулся, потому что они были правы.
Все равно правда о тех событиях будет установлена, не я, так мои товарищи расскажут, свидетели всего. Это было жестокое организованное уничтожение своего народа, казнь его. Цель — запугать всех. А получилось обратное.
И когда после освобождения разъезжал по своей области или здесь в Москве смотрел на людей, я думал: «Неужели мы стали так бедны духом, что даже официальная защита своего государства, закона встречает у многих непонимание. Значит, действительно мы что-то после войны потеряли, потому что всегда у российского народа дух был крепкий, дух неподчинения дурости, сволочности, произволу или чужому гнету»… Было иногда такое сомнение. А сейчас я вижу: народ просыпается. Дай Бог! Если бы мы, как нас там называли — боевики, макашовцы, баркашовцы, по требованию ельциноидов сдали оружие и ушли оттуда, что было бы? Зашли, молча взяли за руки, за ноги и эту законную власть под названием Верховный Совет, съезд народных депутатов вынесли бы куда подальше. И все бы проглотили это молча, как при развале, уничтожении Советского Союза, при уничтожении партии. Все было бы молча.
Сейчас и от государства, может, ничего бы не осталось. А вот нашлись люди, которые этим силам впервые оказали законное, организованное сопротивление. И народ все-таки проснулся после грома пушек. Первый результат поднятия духа российского — итоги выборов 12 декабря. Они только пощекотали режим. Если он будет продолжать в прежнем духе — ему будет худо.
А.П. Альберт Михайлович, вы были руководителем обороны. Вообще сама ситуация обороны очень интересна и важна.
С одной стороны, у тех, кто был в «Белом доме», главная ставка была на политическую конструкцию, связанную с тем, чтобы поднять регионы, поднять представителей областей, свести это на уровень совещания глав областей и автономий. Все усилия политиков были направлены на то, чтобы создать по всей огромной, сонной, медлительной России волну организованного протеста. И там что-то складывалось, в этой архитектуре.
С другой стороны, конечно же, все понимали, что возможен силовой удар, и надежда на то, что армия Грачева все-таки будет защищать конституцию, с самого начала оказалась эфемерной. Мы знали, что такое сегодняшний генералитет, знали, что такое миллионы и миллиарды, которые омыли этот генералитет, и вера в то, что сюда придут дивизии и перейдут на сторону конституции, конечно, была. Мы чаяли, мечтали об этом, но все-таки она была очень сомнительной. Поэтому вторая концепция происходящего связывалась с обороной здания: вам было доверено ею руководить. И, конечно, было определенное противоречие между нежеланием обнажить оружие, ожиданием, что все решится само собой, через конституцию, и необходимыми мерами по обороне. Убежден, что на вас шло давление со стороны политиков: оружие не раздавать, оружие прятать, упаковывать, воздерживаться от демонстрации силы. А вы не могли не понимать, что впереди кровавая развязка, она будет, она почти неизбежна.
Вот я хотел бы узнать у вас, что же это такое — оборона «Белого дома», которая объединила целый спектр военизированных сил. Они пришли из разных концов нашего политического пространства, из разных наших регионов. Как они взаимодействовали, как вы их расставляли, как вы ими руководили? Как вы вообще ощущали эту новую по существу возможность для будущей русской армии?
Был добровольческий полк — это одна категория. Но в полку были казаки, были баркашовцы, были люди из Приднестровья, была почти самодеятельная группа «Север», были подразделения охранников Хасбулатова и Руцкого, был Союз офицеров… Что вы делали, чтобы связать это все воедино?
А.М. Наверно, одна из главных причин сегодняшнего положения в стране и поражения Советской власти, расстрелянной из пушек, состояла в том, что верхушка этой власти была не до конца советской. Многие стоявшие там во главе, эдакие византийские политики, настолько погрязли в ходах и интригах, что сами окончательно запутались.
Вторая причина: у тех, кто обладал законодательной властью, слишком поздно прорезались глаза, и они не могли пойти на решительные действия. И вот шла эта игра в переговоры, было желание верить режиму, который сотни раз уже обманывал, верить ему, что будут досрочные президентские выборы и прочее. И он обманул, и в будущем обманет, если еще останется на какое-то время у власти. Всему этому мы с вами свидетели, я даже не хочу перечислять сотни примеров — от великих подлостей до мелких пакостей.
Были порядочные люди, которые сообщали нам обо всех планах режима. Мы знали даты, знали время, знали возможные способы. Не случайно, например, мы вооружились противогазами, потому что один из разрабатываемых вариантов — «удушение» конституции, Советской власти путем применения газов в этом доме, в общем мы трезво оценили положение. Не случайно на стенах парламента было написано много клятв, что мы отсюда не уйдем. И мы бы не ушли, если бы не переговоры о сдаче.
А она началась не 4 октября, не тогда, когда пришла «Альфа». Многие депутаты уже давно бегали между парламентом и Кремлем и договаривались, как бы поуютней пристроиться. Характерный пример: у некоторых председателей комиссий, подкомиссий было много охраны, даже из числа добровольных защитников они как-то сумели набрать себе людей, вплоть до взвода. Но после одних переговоров ко мне пришло до полусотни молодых ребят: «Товарищ генерал, мы эту падлу защищать не будем! Дайте нам участок обороны». Они увидели, как многих политиков больше заботили шкурные интересы, чем защита государства.
Еще раз говорю: если бы мы оттуда ушли, если бы в очередной раз уступили, все сложилось бы иначе. Но когда депутаты сами почувствовали, что их не пощадят, только тогда они сказали: «Ребята, вы нас защищайте».
Ребята были хорошие, основу составлял Союз офицеров. Могу сказать добрые слова и о мужчинах, которые подчинялись Баркашову. Мы с ним почти не встречались, там было не до этого, но однажды я сказал: «Александр Петрович, спороли бы вы эту нашивку на левом рукаве. Я знаю историю этого знака, знаю о его древности, но ведь народ сегодняшний, российский, это не воспримет, потому что свастика была на знамени наших последних врагов». Он мне совершенно спокойно сказал: «Альберт Михайлович, вот у вас на берете звезда, на которой написано «Союз офицеров», я же вам ничего не говорю, а что вы мне говорите?»
