— Доннаси, моя славная, славная подруга. Мне так жаль. Все было так хорошо, — сказала Сайла. Она потянулась к Тейт, пытаясь накрыть ее руки ладонью.
Тейт вздрогнула от прикосновения. Глаза ее сузились, губы сжались. Она процедила сквозь зубы:
— Я не хочу слушать все это. Думать об этом не хочу. Твои чудесные планы, эти замечательные приключения. Посмотри, что…
— Замолчи! — заорал на нее Конвей. — Разве она виновата! Ты лишь испортишь все еще больше!
Блюститель вновь расхохотался. Успокоившись, он обратился к Сайле:
— Ну что, Жрица, видишь, какую любовь и уважение ты заслужила своей добротой? Эта черная — твоя подруга? Подумай, что вас ждет впереди. Каждый раз, когда она на тебя посмотрит, перед глазами у нее будет хладный труп ее крошки. Или она будет представлять, как он раскапывает место, проклятое Богом, не зная толком, жив он или мертв. Я убиваю, чтобы выжить. Она же хочет убить меня ради удовольствия. Так кто из нас лучше? Подумай об этом. Подумай о том, как она будет спать рядом с тобой. — Он вложил кинжал в ножны, обхватил покрепче мальчика и сделал осторожный шаг назад.
Мрачно наблюдая за незнакомцем, Конвей был вынужден признать, что подстрелить его удастся лишь тогда, когда он потеряет бдительность. Он перехватил «вайп» поудобней, готовясь к решительному выстрелу.
Тейт громко застонала, глядя, как блюститель осторожно, шаг за шагом, отступает. Она вскинула свое оружие и тут же опустила его. Зубы ее впились в нижнюю губу, непослушные слезы потекли по щекам.
Додой отчаянно кричал, умоляя Тейт о помощи. Его пронзительный истерический крик окончательно лишил Доннаси самообладания. Она выкрикнула имя мальчика. Танно и Ошу подползли к ее лошади, сбитые с толку и разъяренные. Карда и Микка, не отрывая глаз от блюстителя, припали к земле, готовые броситься в атаку. Негромкая команда Конвея успокоила собак.
Додой завизжал.
Спрыгнув с лошади, Тейт бросилась к скале. Не отступая ни на шаг, рядом бежали Танно и Ошу. Блюститель тут же остановился, и отчаянный крик Додоя заставил Доннаси замереть на месте.
— Из-за тебя он меня снова порезал. Из-за тебя он меня схватил, а теперь мучает меня. Спаси меня! Спаси!
Тейт вздрагивала от каждого слова, как от удара. Она упала на колени, вытянув вперед руки. Беспомощный крик, словно само страдание, вырвался из ее горла.
Блюститель снова стал отступать, понемногу приближаясь к пологому спуску, где смог бы надежно укрыться среди скал и деревьев. Напоследок он решил еще раз поиздеваться:
— Конвей, я оставляю вам лошадь старой Жрицы и лошадь парня.
Он повернулся к ним вполоборота.
Конвей сначала услышал свист и лишь затем увидел стрелу. Ее полет был для его сознания чем-то ускользающим, словно загадка, ответ на которую он знал, но не мог вспомнить. А затем, будто по какому-то страшному волшебству, сзади из плеча блюстителя выросло белое древко. Незнакомец застыл на месте. В полном замешательстве он сделал несколько неуверенных шагов. На лице застыла маска изумления.
Вторая стрела вонзилась под первой, на этот раз ближе к позвоночнику. Блюститель рухнул на колени, руки беспомощно упали вниз.
Додой ни разу не оглянулся. Почувствовав, что его уже не держат, он бросился к пологому краю скалы и спрыгнул на землю.
Тейт уже ждала его, подхватив на руки. Додой кричал, чтобы она бежала, колотя ее по спине кулаком. Прикрывая мальчика своим телом, она укрылась за большим валуном. Словно очнувшись, бросились в укрытия и остальные, не зная, с кем теперь они имеют дело — с благодетелем или новым разбойником.
Блюститель на вершине скалы продолжат раскачиваться взад и вперед.
— Такое впечатление, что он кается, — подумал вслух Конвей.
— Так оно и есть, — ответила Сайла.
Блюститель рухнул на землю, и какое-то время тишину нарушал лишь шелест леса. Затем Сайла повернулась к горе и закричала:
— Эй! Кто ты? Я Жрица Розы Сайла из аббатства Ирисов. — Ответом было молчание. Когда Сайла закричала снова, в голосе был вопрос. — Эй?
Конвей осторожно приблизился к телу. Белоснежные перья на белом древке покачивались под дуновениями ветерка. Прикрывая глаза от солнца ладонью, Конвей посмотрел вверх на гору.
— Ты блюститель?
В ответ раздался смех. Не презрительный и насмешливый, а полный искреннего веселья. Путники нервно переглянулись. Подобное добродушие их избавителя лишь нагнетало напряженность.
Услышав отдаленный цокот копыт по камням, они поняли, что остались одни.
Сайла поднялась на скалу. Вместе с Лантой она перетащила тело убитого к краю площадки на вершине скалы. Почуяв кровь, Рыжик задрожал, беспокойно переступая с ноги на ногу.
К ним подъехал Конвей.
— Что вы делаете?
— Его надо предать огню, как подобает.
— Да бросьте его. Другие звери позаботятся о нем.
Сайла остановила на нем горящий взгляд.
— Как тебе не стыдно. Он не зверь. И это наша обязанность.
Конвей постарался выдержать ее взгляд, сколько мог, затем, что-то бормоча себе под нос, наклонился и поднял тело. Сайла успокоила Рыжика, и Конвей перебросил тело убитого через спину лошади и привязал его.
Молча они возвратились к телу хранительницы. Когда Сайла попросила Конвея положить блюстителя на тот же погребальный костер, он лишь неодобрительно поворчал, но сделал, как ему велели. Но, закончив, он сразу же ушел, сказав, что надо принести еще дров. Ланта бесцельно бродила по лагерю хранительницы. Она представляла ее скитания в этой глуши. Как настигла ее смерть? Убийца подкрался ночью? Или он ехал ей навстречу открыто, пряча свои намерения за приветливой улыбкой?
Спина Ланты взмокла от пота. Пульс стучал у нее в висках, в горле. Она села на землю, прислонившись спиной к скале. Ее рука наткнулась на какой-то камень, и она раздраженно отбросила его в сторону. И в тот же момент она громко всхлипнула, увидев, как в луче солнце вспыхнул пурпурным цветом Камень Истины, волоча за собой золотую цепь.
Со всем проворством, на которое только была способна, Ланта схватила бесценную святыню и спрятала ее во внутренний карман мантии на груди. Камень исключал все вопросы. Женщина в роще Олы. Хранительница.
Камень Истины. Как? Почему? Образы — бессвязные, разрозненные — замелькали перед ее внутренним взором.
— Ланта? — Кто-то тряс ее. Было больно. Она зажмурилась, жалобно застонала. Руки стали нежнее, пальцы постукивали по ее вискам, массировали запястья. Когда Ланта открыла глаза, она наткнулась на встревоженный взгляд голубых глаз Сайлы. Сайла спросила: — Что случилось? Тебе плохо?
— Думаю о нашей сестре, — сказала Ланта, пытаясь спрятаться за полуправдой. — Со мной все в порядке. — Проклиная собственную неискренность, она продолжала: — Почему такой важный человек, как хранительница, оказался здесь? Ты можешь это как-то объяснить.
