— Обстоятельства порабощают нас, превращают в своих слуг, мотивируя это тем, что мы выполняем наш долг. Со мной это сделали Церковь и Целительство, с тобой — управление Косом, компромиссы с Командой, защита земель. Может быть, мы не совершили бы ни одного из наших поступков, если бы обстоятельства оставили нас в покое. Но этого никогда не произойдет. Мы и дальше будем послушными марионетками.
— Я слышу призыв восстать против их величества обстоятельств?
— Нет. Никогда. — В ответ на его вопросительный взгляд Сайла продолжила: — Я люблю Церковь. Люблю после всего того, что она со мной сделала. Иногда я всей душой стремлюсь найти Врата, иногда проклинаю это занятие. Но что бы ни произошло, я всегда буду любить Церковь.
— Всегда, черноволосая Жрица, военная целительница? Мне кажется, «всегда» — это несколько дольше, чем ты себе представляешь. — Он посмотрел Сайле в лицо. Не выдержав испытующего взгляда, она придвинулась ближе к стене. Капитан не стал ее останавливать. — Если нами управляет кто-то другой, попаду ли я в Преисподнюю за то, что отдал приказ убить ведьму? А как насчет моих педагогов, ведь это они сделали меня таким, какой я есть? Они уже в Верхнем мире, и, наверно, сейчас кто-нибудь хлопает их по плечу, говоря: «Посмотрите, шалунишки, что вы натворили. Наверное, хотите вниз, в Преисподнюю?»
Произнеся эту шутку, он забрался в одну из бойниц. Повиснув на одной руке, он сделал вид, что собирается прыгнуть вниз.
Не на шутку испугавшись, Сайла схватила его за руку и со словами:
— Ты же разобьешься, сумасшедший! — потянула на себя. В последний момент ему удалось сохранить равновесие, и они, уцепившись друг за друга, со смехом сделали несколько неуклюжих па какого-то замысловатого танца.
Внезапно смех прекратился. Капитан внимательно посмотрел ей в глаза. Его руки начали сжиматься так медленно, что это давление поначалу было трудно заметить, но, когда он наконец заговорил, Сайла чувствовала боль.
— Я готов поверить, что ты действительно ведьма. Многие предупреждали меня, даже до того случая с рабыней. Одил была последней. — Не обращая внимания на попытки Сайлы освободиться, он взял ее за руки. — Ты привлекаешь мои мысли. Ты не одобряешь и даже оспариваешь мои принципы и убеждения и за это нравишься мне все больше. Ты ломаешь веками установленные обычаи моих людей, и я подчиняюсь. Но хуже всего, что ты делаешь меня счастливым. Каждый должен угождать Капитану, но никто не вправе возбуждать в нем чувство счастья. Никто. А тебе это удается без всяких усилий. Попробуй доказать, что я не околдован.
Сайла вздрогнула, почувствовав, как тепло рук Капитана переливается в ее собственные. Она сжала их.
— Я знаю, что такое находиться в состоянии постоянной войны с тем, что считается правильным. Мне пришлось это испытать в аббатстве Ирисов. Но Настоятельница спасла мою жизнь и мой разум. И если мне удастся тебе помочь, благодари ее.
— Если бы она была жива, я бы наверняка отомстил ей за это. Я бы сказал, что такая мудрость не должна оставаться без дела, и приказал бы ей стать Сестрой-Матерью.
Сайла улыбнулась:
— Моя настоятельница была самым упрямым человеком, который когда-либо появлялся на свет.
Капитан устало кивнул:
— Мне ли этого не знать. Я знаком с ее духовной дочерью. — Его глаза потухли. Он отпустил Сайлу, отвернулся и подошел к стене. — А теперь оставь меня. Уже поздно, а еще осталось много дел.
— Сначала ты скажешь, что тебя беспокоит.
Он резко повернулся. Лицо, еще недавно выражавшее добродушие, пылало гневом. Свет умирающих свечей окрасил его глаза в устрашающий огненный цвет.
— Капитан сам справляется со своими трудностями, и никто не вправе предлагать ему помощь! — Потом его лицо исказилось, он поднял руки, но тут же их опустил. — Прости. Я пытался прогнать тебя. Больше такого не повторится, но и оставаться здесь ты тоже не можешь.
— Почему?
— Почему? Потому, что ты противоречишь мне во всем. Ты сможешь уйти, как только утрясется проблема с рабами, я же проведу здесь всю оставшуюся жизнь. Все то, чем я владею, оказалось прогнившим до основания. Ты заметила сегодняшнюю суету? Жители города и фермеры подстрекают рабов поднять восстание. Как мне объяснить им, что к такой реформе, как освобождение рабов, нужна долгая и серьезная подготовка? Ты — одинокий странник, преследующий цель, смысл и назначение которой тебе не понятны. Перед тобой человек, который никогда не может не быть одиноким, и у которого никогда не было друзей.
— Я предложила тебе свою дружбу. И делаю это снова.
Он подошел и мягко взял ее руки в свои. Потом поцеловал ее с удивительной страстью. Водоворот мыслей метался в голове Сайлы. Она заставила себя думать о Класе, ее муже, о его доверии и любви к ней.
Тело не слушалось Сайлу. Она почувствовала огонь, который до того мог разжечь в ней только Клас. Образ мужа уплывал от нее, оставляя лишь воспоминания. Жрица не должна была испытывать таких чувств.
Его губы медленно отодвигались от нее. Почти удивленная, Сайла уперлась руками ему в грудь и попыталась отстраниться, когда он прикоснулся к ее груди. Потом оттолкнула его со всей силой.
Внезапный гнев исказил черты его лица.
— Нет! Нет! — Заорал он, повторяя это снова и снова. Сайла закрыла уши руками. Отбросив ее в сторону, он огромными прыжками стал спускаться по лестнице. Когда Жрица пришла в себя, она обернулась и увидела то, что напугало Капитана.
Черное небо над Гаванью освещалось тремя огромными кострами, и вскоре к ним присоединился четвертый.
Глава 70
— Ты не смог бы найти меня и за тысячу лет, — сказал Додой.
— Может быть.
Второго мальчика звали Фрейлан, и он был на голову ниже Додоя. Фрейлан смотрел на Додоя таким взглядом, каким поклонник смотрит на своего капризного кумира.
Додой повернулся, уходя. Фрейлан поспешил за ним. Уверенный в том, что мальчик вскоре догонит его, Додой продолжал, не оборачиваясь:
— Ладно, я спрячусь. Ты должен найти меня до того, как песок в часах дойдет до этого уровня, — он поднял руку и показал ему два пальца, — иначе я ударю тебя по руке так сильно, как только смогу.
Фрейлан нахмурился; даже богам можно бросить вызов.
— Это нечестно. У нас нет часов. В любом случае, у тебя было больше времени, когда ты искал меня. Я тоже должен ударить тебя.
— Я изменил правила, потому что ты никогда меня не найдешь. Нам не нужны часы. Я могу сказать точное время, потому что я очень способный.
— Ты всегда так говоришь. Ты думаешь, что у тебя есть способности ко всему.
— Я лучше тебя. — Додой чувствовал преимущество старшего, чей жизненный опыт больше по крайней мере на год. — Так мы будем играть, или я оставлю тебя здесь, во дворе?
