И пока разум еще оставался на месте, Грид, как молитву, повторял единственное слово:
– Беги. Беги. Беги…
Подруга, чтобы не отвлекаться от грядущей схватки, ответила лишь раз:
– Не сегодня.
Чудовище топнуло и зарычало, тщась напугать врага, вывести из равновесия, обречь на неминуемую ошибку. Но семена, посеянные ежовыми рукавицами в удобренную кровью почву, расцвели неугасимой, обжигающей красотой. Не отводя глаз от блеклых пятнышек в черной глуби, Злата потянула за тесемку и отбросила плащ, тот всколыхнул полами, будто брезентовый скат, и опустился на пыльную плитку. Ореховый прут упруго качнулся, целясь в косматую грудь, но поразить неповоротливую с виду тушу оказалось сложнее, чем юркую пчелу.
Соперники закружились листьями на ветру, со свистом разрывая густой, горячий воздух. Длина древка держала тварь на расстоянии, однако первый же необдуманный выпад грозил уполовинить копье и оставить без жала, а простая жердь против такого выродка – что бегемоту соломинка. Но отшельницу за долгие годы научили не только колоть в уязвимые места, но и вовремя уходить из-под ответных атак тулупами и акселями в один, а то и в два оборота.
Порой волк бросался на неуловимую юлу, как борец – с разведенными лапами и резкими наклонами корпуса, и тогда закрученная над головой пика едва не чиркала по зловонной пасти, блестя острием в сантиметрах от носа и клыков. Несмотря на гибкость и прыгучесть, которым позавидовали бы воздушные акробаты, выживи из них хоть кто-нибудь, юную амазонку скачок за скачком, пируэт за пируэтом оттесняли к скверу, до Войны известному, как Олимпийская площадь.
Они миновали постамент с изящной фигурой гимнастки и сошлись у фонтана, окруженного миниатюрным амфитеатром с античной колоннадой. Сидящая посреди композиции крылатая Ника с ветвью лавра во вскинутых ладонях стала невольной судьей, арбитром разгоревшейся битвы. Давным-давно к ногам бронзовой богини склоняли пенные головы струи воды, а теперь ее босые ступни обагрит кровь проигравшего.
Охотница скакнула на облицованную серым мрамором ступень, пригнулась под раскрытой пятерней и, резко выпрямившись, резанула снизу вверх. Тварь отшатнулась за доли секунды до удара, пропустила кинжал слева от шеи и попыталась ухватить древко, но то молнией скользнуло к хозяйке.
Миг на передышку – и танец закрутился с новой силой, но Злата вряд ли смогла бы вечно поддерживать бешеный ритм, раскаляющий каждый мускул порядком измотанного тела. Да, она закаленный, выносливый и сильный боец, но в первую очередь человек, в отличие от нечисти напротив, которая за всю схватку и языка не вывалила.
Улучив момент, девушка оглянулась – Герман лежал, не шевелясь, значит, надежда только на себя, но к иному отшельница и не привыкла. Став единственной преградой между другом и смертью, дикарка в полной мере осознала, что дом, семья и любовь – единственное, ради чего стоит сражаться до конца. И не важно с кем, хоть с самим чертом.
Таранный хук выбил крошево из колонны там, где мгновение назад маячило раскрасневшееся, залитое потом лицо. Злата не отпрыгнула – вспорхнула – и кленовым семечком опустилась на траву, легко и бесшумно. Вожак сиганул следом, вздыбив волнами плитку и выбив комья грязи из-под ступней. В неумелых, казалось, движениях таилась мощь, способная ломать бетон и обгонять ветер, а уж кости и вовсе размалывать в порошок. Малейшая неточность, мельчайший огрех станут последними, но именно к подобному вызову с детства готовил ее Ярослав. Экзамен принимала старуха с косой, и посрамить отца и его науку дочь не имела права, иначе пощечины, оплеухи, истязания и брань теряли всякий смысл.
Рыкнув не хуже собаки, девушка кинулась на врага, держа копье, как прыгун держит шест при разбеге. Когда волк замахнулся, оружие описало дугу и шмыгнуло за спину, прижалось к позвоночнику, в то время как отшельница крутанулась в полете вокруг оси и, приземлившись, кольнула в бок. Тварь взвыла и развернулась, подставив корпус. Соперница с достойным валькирии криком махнула древком, словно бильярдным кием, использовав левую руку как направляющую, а в правую вложив остатки силы.
Сталь с хрустом вошла в плоть, но одного удачного выпада маловато было для неуязвимой громадины – нельзя было расслабляться, покуда не отрублена башка или не перерезан хребет. Девушка потянула копье на себя, но чудище изловчилось и вцепилось в древко. Взмах – и когти рассекли ореховый прут под углом, превратив в два острых кола. Рывок – и златовласая амазонка потеряла равновесие, качнулась к обмазанной смолой шерсти. В тот же миг существо вытащило кинжал из груди и всадило заструганный обрубок в неприкрытый живот пониже пупка. Палка пронзила брюшину насквозь, и пока охотница таращила глаза и глотала распахнутым ртом воздух, второй кол вошел рядом с первым. Не став дарить врагу быструю смерть, волк зажал рану и, сгорбившись, поспешил в логово.
* * *
Пролитая кровь вернула Германа в чувство. Чуткий нос сразу разделил запахи на обычный – человеческий, и звериный, с нотками химии и разложения, и эта смесь растормошила быстрее нашатыря.
Подруга лежала на газоне у фонтана, едва шевеля покрытыми темными сгустками губами, и, не моргая, глядела на белые, в цвет низких пушистых облаков, дома на том берегу. Шорты, край жилетки и ладони перепачкались в почти черной влаге.
Грид упал на колени и взрыхлил пальцами землю. Слова были бесполезны, что-либо делать поздно, успеть бы проститься и проводить красавицу в лучший из миров.
– Здесь так красиво… – прошептала она, пустив по дрожащему подбородку тонкие струйки. – Просторно… и совсем не страшно.
Щеку обожгло нестерпимой болью, будто на кожу капнули кислотой. Парень зашипел и потянулся запястьем к лицу, но вовремя остановился.
– Я снова подвела тебя. Никчемная, глупая девка.
– Замолчи. – Грязные пальцы коснулись лба, горячего, как асфальт в летний полдень.
Нет в мире большего горя, чем смотреть, как близкий человек угасает на твоих руках. Когда еще можно помочь, но на километры вокруг – ни души, не остается ничего, кроме веры в чудо и отчаянных торгов с высшими силами. Торгов, начинающихся с «пожалуйста, верни ее» и завершающихся «ну, хотя бы пару минут, ведь столько еще надо сказать». И даже если небеса услышат, сжалятся и подарят крупицу бесконечного времени, ее все равно будет недостаточно, поэтому с нужными словами лучше не затягивать, не ждать последнего часа. Особенно если на пути встретился человек, ради которого и жизни не хватит, чтобы показать всю его важность для тебя.
– Прости за все. Надеюсь, ты найдешь свой дом на отшибе…
На смену отчаянию пришла жалость к себе. За что? Почему все это со мной? Чем я заслужил такие кары? С каждым новым вопросом (а им не было конца и края) внутри все сжималось, давило, мешало дышать – и вроде бы, не больно, но и терпеть мочи нет, хоть на стену лезь. Да, никто не топчет землю вечно, но молодые уходить не должны. В чем вообще суть жизни, если ее могут отнять в самый непредвиденный и неподходящий момент?
Облака надели рыжие панцири, палящее солнце высушило остекленевшие глаза, а Грид все сидел на коленях и сжимал остывающую ладонь. Затем встал, вытащил из тела обломок древка с клинком и отломал лишнее.
