– Мне тоже доводилось терять любимых, – сказал он. – И боль твою я, пусть и не до конца, но хоть отчасти, да понимаю.
С этими словами он сделал шаг вперед, умоляюще протягивая к ней руку.
– Стой! Не двигайся! – крикнула Джайна, вновь окутавшись вихрем потрескивающей чародейской силы. – Что ты можешь знать о моих чувствах?! Ничего!
Кейлек остановился, однако не отступил.
– Ты так в этом уверена? Хорошо. Услышишь нечто знакомое – откликнись. Вначале – непонимание. За ним приходит чувство вины, сомнения в собственных решениях, а дальше – оцепенение, потому что тебе не постичь, не вынести всего навалившегося сразу… разве что понемногу, словно постепенно приоткрываешь заслонку потайного фонаря. Странное потрясение всякий раз, когда снова, и снова, и снова осознаешь, что больше никогда – никогда! – не увидишь тех, кого любишь. Ну, а затем – гнев. Ярость. Неодолимое желание сделать больно тому, кто причинил боль тебе. Убить того, кто убил их. Но, знаешь что, Джайна? Это ничему не поможет! Пусть ты утопишь весь Оргриммар – от этого Киннди не встретит тебя в Тераморе. И Тервош не вернется к своим травам на грядках. И Страдалица не будет сидеть в углу, точа меч и испепеляя всех взглядом в свое удовольствие. Никто из них не вернется назад!
Сердце Джайны сжалось от гнетущей тоски. Но нет, она не могла прислушаться к этим словам, ведь каждое – мучительно горькая правда. Правда… но, согласившись с нею, придется расстаться с праведным гневом.
– Что ж, у них будет компания, – процедила она.
– Тогда тебе лучше всего тоже присоединиться к ним, – неумолимо откликнулся Кейлек, – потому что, сделав это, ужиться с самой собой ты не сможешь. Все то, о чем я говорил, Джайна… все это я пережил сам. Все эти чувства были так глубоки и сильны, что я просто не мог понять, отчего сердце еще продолжает биться. Я понимаю, каково тебе. А еще… а еще знаю: ты сможешь исцелиться. Медленно, шаг за шагом, но сможешь. Если только не сделаешь с собой такое, от чего не оправишься до самой смерти. Поверь: спустишь эту волну на Оргриммар – погибнешь так же верно, как и все те, о ком ты будто бы скорбишь.
– Я в самом деле скорблю о них! – взвизгнула Джайна. – Без всяких «будто бы»! Кейлек, я ведь едва в силах дышать. Я не могу уснуть. Закрою глаза – и вижу их лица, такие, как прежде… а в следующий миг – их мертвые тела. Орда должна заплатить за их гибель!
– Да, Джайна. Но казнить их не тебе. И не так.
Это сказал не Калесгос, а Тралл. Джайна устремила полный ярости взгляд на него.
– Есть правосудие, а есть месть, – продолжал орк. – Ты должна отличать одно от другого, не то предашь тех, кто любил тебя.
– Гаррош…
– Гаррош – вор, трус и мясник, – спокойно перебил ее Тралл. – А ты собираешься поступить в точности как он – и даже пользуешься той самой реликвией, что стерла с лица земли Терамор. Ты впрямь этого хочешь? Чтоб даже твой народ запомнил тебя такой же, как Гаррош?
Джайна отшатнулась, словно ее хлестнули по щеке. Нет, он – орк, такой же, как и все прочие, отец был абсолютно прав. Тралл просто хитрит, пытаясь сбить ее с толку.
– Я делаю то, что считаю единственно верным! – закричала она, отчаянно замотав головой.
– Точно так же думал и Артас, когда вырезал всех жителей Стратхольма, – напомнил Кейлек.
С удивлением и ужасом Джайна пристально смотрела на Кейлека, а тот спокойно, будто ничего не замечая, продолжал:
– И ведь заметь: в его сердце не было ненависти к тем, кого он убивал. Значит, вот кем ты хочешь остаться в истории, Джайна Праудмур? Еще одним Гаррошем? Еще одним Артасом?
Колени Джайны подогнулись. Разом обмякнув, но так и не отняв ладони от Радужного Средоточия, осела она на песок. Голова пошла кругом, душевные муки затмили разум.
Артас…
«Я не могу видеть, как ты творишь подобное».
Да, так и пришлось ей сказать ему после отчаянных уговоров изменить решение. А после, плача о том, в кого превратился Артас, уехать прочь вместе с Утером. Медленно, словно голова ее вдруг отяжелела на целую тысячу фунтов, она повернулась и перевела взгляд на собственную ладонь поверх округлого бока Радужного Средоточия. Такая простая вещь… а сколько в ней мощи, и сколько горя она способна причинить! Подумать только: ее энергия позволила пробудить к жизни Хроматуса – жуткое чудище о пяти головах. И перенаправить токи магической силы Азерота в Нексус. И создать мощнейшую в истории мана-бомбу, обращающую в прах ни в чем не повинных юных девушек.
И позволит навеки стереть с лица земли Оргриммар…
Тут ей вспомнилось, как Артас насмехался над Антонидасом в тот день, когда Архимонд уничтожил Даларан, и перед глазами вновь возникло лицо старого друга и наставника, вылепленное из пурпурной дымки. «Этот труд не для праздных умов и не для любопытствующих глаз. Да, любые знания надлежит хранить, но ими нельзя пользоваться неразумно. Остановись, друг – или же продолжай, если знаешь путь».
Ей так хотелось оправдать содеянное, что она, пусть даже вынужденная взломать магическую печать, приняла появление Антонидаса за поощрение. Но это было не так.
«Продолжай, если знаешь путь».
Однако она не знала пути! Сбилась с дороги, брела наугад. Скорее уж, его недолгое появление было предостережением, а не знаком одобрения. В душе Джайна прекрасно понимала, как воспринял бы Антонидас то, что она собиралась сделать, и это понимание резало, точно ножом по горлу.
Ладонь, лежавшая на боку Радужного Средоточия, сжалась в кулак.
Медленно поднявшись на ноги, Джайна обратила мокрое от слез лицо к Кейлеку, а после и к Траллу.
– После всего содеянного Гаррош может быть мне только врагом. И вся Орда, пока он – ее вождь, тоже. Сейчас в моей власти сотни водяных элементалей. И я этим воспользуюсь.
Тралл с Кейлеком насторожились.
Джайна с усилием сглотнула.
– Я воспользуюсь этим, чтобы помочь Альянсу, – проговорила она сквозь подступивший к горлу комок. – Чтоб защитить свой народ. Я не Гаррош и не стану уничтожать целый город. Я не Артас и не стану истреблять безоружных мирных жителей. У меня своя голова на плечах.
Стоило этим словам прозвучать, приливная волна распалась на части. Исполинская стена воды вновь превратилась в сотни водяных элементалей. Все они закачались на волнах, ожидая приказов Джайны.
– Ты в полном праве воевать с Ордой, Джайна, – сказал Тралл. – Но теперь кровь на твоих руках будет кровью воинов, а не детей. Пройдет время, и душа твоя будет этому рада.
– Души моей, Тралл, ты больше не знаешь, – возразила Джайна. – Я не мясник, но призывать к миру любой ценой уже не стану. Без твоего правления Орда опасна, с ней нужно биться везде и всюду – и побеждать. Возможно, тогда в Азероте и наступит мир. Но не прежде.
Что бы она ни говорила о своей душе, при виде грусти на лице Тралла сердце болезненно сжалось. Погибшими в Тераморе и в крепости Северной Стражи потери вовсе не ограничивались. Их многолетняя дружба, которой оба так дорожили, которую так берегли, тоже пала жертвой войны. Долгое, долгое время – а может, и никогда – ей больше не назвать Тралла другом, и он понимает это не хуже нее.
