– Перестань, – Настя зашипела, как разъяренная змея, – ты жить должна! Что за дурацкое упадническое настроение?! Жить надо! Пока человек жив, не все потеряно!
– Я Валя, Валя Константинова, запомни! – неожиданно четким, ясным голосом сказала девушка. – Не хочу умирать безымянной! Запомните меня, девчонки!
Валя закрыла глаза и замерла. Настя молчала, не в силах ничего сказать. Молчала и Лена, улегшаяся на свое место. Ушибленное плечо болело, бедро, на котором вздулся рубец, тоже болело.
Настя все-таки умудрилась уснуть. Видимо, сказались и физические, и нервные перегрузки, организм должен был отдохнуть и потому просто отключил сознание.
15 июня, утро. Настя Самойлова
Валя умерла ночью. Похоже, ей и вправду повредили что-то очень серьезное. Она так и не сказала, что же с ней сделали. Да оно и ни к чему. И так понятно – ее убивали. Ее матрас напитался кровью так, что было непонятно, откуда в худенькой девчонке столько этой самой крови.
Проснувшись и обнаружив, что Валя умерла, Настя не заплакала, не заплакала и Лена. В их душах что-то умерло, что-то делающее их детьми, подростками, которые могут дать волю своим слезам, надеющимися на чудо. Чудес не бывает. Сказки умерли. Остались только кошмары.
Она не слышала, когда Валя перестала дышать и вообще как та ушла. С болью, стонами или же тихо, как гаснет пламя свечи. Теперь уже все равно. Пламя погасло.
Настя закрыла глаза Вале и уселась ждать, когда за ней придут.
Определить время в этой норе было очень трудно, практически невозможно: окон нет, а тусклый свет лампочки, которую на ночь не выключали, не позволял узнать время суток. Но почему-то казалось, что сейчас раннее утро. Часов семь утра, не больше.
Дверь заскрежетала замком, вошла уже знакомая девка в платке и восточной одежде. Она мрачно посмотрела на вытянувшееся тело Вали, что-то пробормотала на незнакомом языке – злобно, явно ругалась, затем вышла, и вместо нее вошли двое парней. Они ухватили Валю за ноги и поволокли за собой, оставляя на полу липкий красный след. Голова Вали моталась, глаза приоткрылись, будто девушка была еще жива, а руки тащились следом, как две бледные тряпочки. И Насте бросилось в глаза, что ноготь на обезображенном указательном пальце левой руки сорван и болтается на куске мяса.
Матрас так и остался лежать на месте – красный и страшный, как пыточное ложе.
Настя заледенела. Она сделалась холодной, как труп, как остывшее тело несчастной Вали, как статуя из мрамора, бесчувственная и ледяная. Только бы сдержаться! Только бы не взорваться, как бомба!
И она сдержалась. Даже когда в комнату вошла Машка, одетая в спортивный костюм, с бейсбольной битой в руках, Настя не бросилась на нее, не вырвала биту, не воткнула ей в глотку отточенную пилку, спрятанную в густых волосах. Только лишь смотрела и запоминала – толстогубую морду с бесцветными глазками, с хитрым прищуром смотревшими на девушек, толстые ляжки, обтянутые тонкой тканью «типадидасов», полную грудь, торчавшую вперед, как буфер вагона. Запомнила. Теперь не забудет.
– Ну что, сучки, как вам? – Машка захихикала и указала на пропитанный кровью матрас. – Ей понравилось! И вам понравится! Я вам это устрою! Погодите еще! Валька тоже гордая такая была, и где она теперь? Крысы жрут! В мусорном контейнере! И вы…
Она не договорила. В комнату вошел один из тех, кто захватил Настю и Лену, Настя не знала его имя. Он оттолкнул ухмыляющуюся Машку и с почти незаметным акцентом объявил Насте:
– Идешь за мной. Попробуешь бежать – я тебе ноги отрублю. Ползти и показывать адрес сможешь, на руках поползешь. И если ты нас обманешь, она, – он указал на Машку, – забьет тебе в зад палку.
– Да, да! Забью! Мне нравится это дело! – захохотала Машка, и Настя увидела в глазах девки горящий огонек безумия. Она в самом деле была безумна! И, вероятно, была безумна еще до того, как начались Дни непослушания. Первый же День непослушания просто подстегнул, активизировал зреющее сумасшествие и позволил ему вырваться наружу. Вероятно, как и у многих из этой общины. А как известно, безумие заразно. Это как эпидемия – только психическая. Нельзя оставаться нормальным в обществе, где правят безумцы.
Настя оглянулась на Лену, и та медленно прикрыла глаза: «Прощай!» Настя шагнула к двери и пошла, стараясь не наступать на темную кровавую дорожку. Но потом передумала и нарочно встала на кровь, чувствуя, как липнет к подошве загустевшая субстанция. Пусть у нее будет частичка Вали. Вали… как ее фамилия?! О господи… неужели забыла?! Константинова! Валя Константинова! Теперь не забудет. Нет, не забудет!
Ее вывели на улицу, толкнули, уронив в открытый багажник «Приоры». Машин, как и в прошлый раз, было две – белая «Приора» и еще какая-то… Настя не знала такой модели, да ей было и все равно. В багажнике душно, сильно пахнет бензином, а еще чем-то кислым, неприятным… блевотиной. Точно – блевотиной. И как бы не ее собственной.
Почему-то подумалось о том, что утром не покормили. Есть совсем не хотелось – какая еда? После таких-то… событий. Но все равно мысль эта упорно лезла и лезла в голову, назойливая, как трупная муха.
Ехали недолго, но, как оказалось, не в Юбилейный. Судя по разговорам, приехали в «Леруа Мерлен», который находился чуть дальше Юбилейного, в районе Гусельского моста.
Часть группы ушла, часть осталась у машин – разговаривали, смеялись, обсуждали сегодняшние дела и вчерашние развлечения. Настя заткнула уши – она не хотела слышать то, что говорили эти чудовища. То, над чем они радостно смеялись. И снова она поражалась тому, до какого днища, до какой низости могут дойти люди, если убрать малейшие ограничения в их жизни. Впрочем, а разве они были когда-то этими самыми людьми?
Настя постучала в крышку багажника, разговоры притихли. Потом послышались шаги, скрипнули петли крышки багажника, и над ней нависло узкое, хищное, худое лицо парня:
– Че хочешь, э?
– В туалет хочу! Меня в туалет сегодня не водили!
– Терпи, э! Потом сходишь!
– Я сейчас прямо здесь наделаю! – зло сказала Настя. – Ты сам попробуй потерпи, если приспичит! Ты хочешь, чтобы у тебя тут воняло?
Парень подумал, потом вяло махнул рукой:
– Вылезай! Только, э! Смотри! Думай башкой!
– Буду думать! – не сдержалась Настя и, осторожно разгибая затекшие ноги, полезла наружу. Вылезла, осмотрелась – точно, в магазин ушли семь человек, если считать, что в машинах было всего десять. Хотя могло быть и больше – все-таки это не взрослые люди, а подростки, они могли набиться в салон в большем количестве.
На то и был ее расчет – что большинство их уйдет.
– Куда пошла?! – дернул за поводок парень и больно пнул Настю в зад острым кончиком туфли. – Здесь делай!
– Мне что, гадить у вас на глазах? Направить зад прямо на них? – Настя показала на ухмыляющихся парней. – Вам нравится смотреть, как кто-то гадит? Извращенцы, да? Или вам запах нравится?
