Само собой, бить Митяя не стал. Мы всей «толпой» отправились в дом – отдыхать и укреплять нервы усиленным питанием и душевными разговорами. Вначале Митька есть не мог, страдальчески глядя на то, как мы с Мишей уплетаем бутерброды с икрой и сливочным маслом, запивая их горячим чаем с лимоном, но уже через полчаса увлеченно жевал бутерброд с нарезкой осетринного балыка, громко возмущаясь «буржуями», которые кровь выпили из людей и потому жили как настоящие короли.
Поужинав, развалились в креслах и впали в состояние «самадхи». Я читал о том, как йоги путем медитации достигают этого состояния и могут находиться в нем бесконечно долго. «Самадхи» – это состояние успокоения, довольства и завершенности. Вот и мы сейчас – нажрались, напились чаю и успокоились. Дай бог, не в последний раз.
Глупо, наверное, но впервые за все эти дни я почувствовал успокоение и это самое «состояние завершенности». И для того надо было всего лишь прикончить двух несчастных мутантов.
Мы молчали, как будто говорить было не о чем. Каждый думал о своем и, наверное, обо всем сразу. И, как следовало ожидать, первым тишину нарушил неугомонный Митька, решивший, видимо, окончательно достать хозяина дома. И начал он с самой болезненной темы, прежде чем я успел его остановить.
М-да… все-таки даже у самого хорошего человека в глубине души таится приличный такой кусок дерьма. И при определенных условиях он вполне может выкатиться наружу и попытаться зашибить тех, кто находится рядом.
– Мишк… а я что-то не наблюдаю, чтобы ты так уж переживал из-за смерти папана, как ты его называешь. Что, вообще никак не жалко отца? Вы, мажоры, как инопланетяне! Людей ненавидите, общаетесь только со своими, а нас, простых парней, считаете грязью! Вон как ты хихикаешь да радуешься! Небось, счастлив, что отец-то помер?
Я вскинулся, яростно зыркнул на Митьку, но не успел. Мишка медленно встал со стула, где сидел расслабленно, практически растекшись по сиденью и спинке, так же медленно, какими-то плавными, кошачьими шагами подошел к Митьке и, остановившись почти вплотную, внимательно посмотрел Митяю в глаза. А потом врезал пощечину по ухмыляющейся физии!
– Ах ты ж сука! – взвился Митька и встал в боксерскую стойку. – Щас я тебя урою!
– Митяй! – запоздало крикнул я, но опять не успел. Или не хотел успеть? Может, мне и самому было интересно посмотреть, что сейчас будет?
Мишка замахал руками, формируя какую-то смешную экзотическую стойку, и замер, с насмешливым вызовом бросив:
– Ну, что встал-то? Давай, мудило! Решил меня достать? Попробуй одолей! Обезьяна чертова! Мартышка!
Ох ты ж… Митька может себя называть обезьяной, кем угодно, но только сам, не кто-то чужой! И тем более не какой-то там мажор, все достоинство которого заключается в том, что у него имелся богатый папаша, купающий его в деньгах.
Я знал, насколько Митька взрывоопасен. И вообще, опасен. Вообще-то он КМС по боксу, как и я. И пусть даже в весе «пера», это ничего не значит. Боксер сам по себе – смертельное оружие. КМС – это серьезно. Это почти черный пояс. А может, и не почти.
Мишка продержался три минуты, чего я совершенно не ожидал. Он как-то ловко-хитро уворачивался от хлестких ударов Митьки, блокировал их, сумел даже врезать пару раз – в корпус, от чего Митька только злобно зарычал, и в ногу, после чего Митька некоторое время хромал. Но в конце концов крюк Митьки угодил в скулу противника, и тот плюхнулся на задницу, бессмысленно тараща глаза и моргая, как от яркого света.
Митька не стал его добивать, тут же пошел к стулу и уселся на него, довольно ухмыляясь:
– А ты молодец! Крепкий! Ты извини, что наехал на тебя. Честно сказать, не хотел ничего такого плохого сказать…
Врет! Вот как раз хотел!
– Митяй, не будь мудаком, – буркнул я, укоризненно мотая головой. – Ну какого черта к парню привязался?! Видишь ли, смеется он больше чем надо! А сам-то?
– А че я?! Вечно я виноват! – демонстративно обиделся Митька, но тут же снова ухмыльнулся: – Нет, ну надо же было проверить пацана! Может, он врет? Кунг-фу там всякое и все такое… нам же с ним теперь дружить, так как не проверить?
– Вообще-то я почти черный пояс! – ворчливо заметил Мишка, поднимаясь с пола и усаживаясь за стол. Он потирал скулу и страдальчески морщился.
– Да врешь… – лениво заметил Митька. – Нет в кунг-фу черных поясов. Черный пояс только в карате и дзюдо.
– Знаток хренов! – фыркнул Мишка. – Я не про настоящий черный пояс говорил, а про примерный уровень подготовки.
– Да понял я, понял! – снова ухмыльнулся Митька. – Это я так… подначиваю. Я вообще-то тоже почти черный пояс, только по боксу.
– Да ладно? Свистишь? – не поверил Мишка. – Хотя… если смог меня завалить, наверное, так и есть. И что, Андрюха тоже?
– А то ж! – рассмеялся Митька. – Андрюха вообще убойная машина! Мы оба КМС, только я в весе «пера», а он средневес, можно сказать, полутяж. Он еще растет, так что точно в «тяжи» выйдет!
И тут Митька вдруг нахмурился, видно, вспомнив, где и когда находится. И что никогда мы с ним не выйдем ни в какие категории. Потому что нет ни категорий, ни тренеров, ни соревнований. Вообще ничего нет. Кроме нас, осколков цивилизации.
– Вот что, парни, больше никаких разборок! – мрачно бросил я, ругая себя за то, что вовремя их не остановил. – Миша, ты извини Митьку… он парень хороший, добрый и честный. Только иногда бывает ну такой мудак! Что хоть в землю его заколачивай!
– Вот всегда так! – фыркнул Митька. – Опять я мудак! Вот так будешь постоянно говорить, я и сам в это поверю! Ну нельзя же постоянно?!
– Так я постоянно и повторяю. Но ты все не веришь и не веришь…
Тут фыркнул Мишка и страдальчески скривился:
– Больно, черт тебя подери! Синяк теперь будет! И как же ты меня одолел-то… я, знаешь, скольких придурков завалил? В этом дурацком колледже!
– А как ты там оказался, в Лондоне этом самом? – заинтересовался Митька. – И кого ты там завалил? Расскажи, интересно же!
– Долго рассказывать… – вздохнул и пожал плечами Мишка. – Папахен меня туда отправил. Мол, образование надо хорошее получить! Там всякие аристократы учатся, ну и наши мажорчики. Связи наладишь, ну и все такое прочее. Какие там на хрен связи?! Наглы так отдельно от нас держатся… держались, мы для них русские крейзи, варвары. Наши мажорчики тоже дерьмо – у них своя компания, а я их терпеть не могу… с их голубизной. Докапывались наглы, да. Но как пару носов своротил, так и докапываться перестали. Хм… папахен столько денег забашлял… меня ведь чуть не выгнали. Типа я хулиган! Дружил только с одним китайцем да с индусом. С ними и занимался этим самым ушу. Хорошие ребята. Жалко, если померли.
Мишка погрустнел, потом поднял глаза на Митьку:
– Вот ты говоришь, что я забыл отца… а я не забыл. Он так-то хороший был, только считал, он лучше знает, что для меня лучше. Где мне жить, чем заниматься. Мама умерла при родах, я ее и не помню. Отец больше не женился. Нет, так-то были у него женщины… всякие, – он поморщился, – но я даже имен многих из них и не помню. У меня были няни, воспитательницы, учителя… а потом закрытая школа. Вот моя жизнь!
