– Мне надоело сидеть в доме, – беззаботно пожал плечами Мишка. – Сотовой связи нет, телевизор не работает, Интернета нет – что делать? Ну я и пошел искать людей. А потом смотрю – они бегут за мной! Я хотел попытаться вернуться домой, обежать их по кругу… но честно скажу, посчитал, что мне уже конец. А потом вижу вас! И рванул что есть сил! Бегу и думаю: уж хоть бы не уехали! Хоть бы успеть! Ну и успел. И вот мы здесь.
– И вот мы здесь… – повторил я и недоверчиво помотал головой. – Миша, ты дурак?
– Наверное… – удрученно вздохнул и покивал Мишка. – Понимаю, что надо было сидеть в доме! Но я же не знал! И к тому же вначале эти мутанты не были агрессивны, понимаешь? Они ходили за мной следом, я пытался с ними разговаривать, но они не отвечали. А потом… – Глаза его вдруг расширились, и он как-то сразу побледнел. – Потом я увидел, как они едят трупы.
– Что-о?! – не выдержал Мишка. – Как это – «едят трупы»?!
– Они ели моего папана… – Мишка будто подавился, откашлялся и продолжил слегка дрожащим голосом: – А еще они ели садовника Мусу, его жену, водителя Сашу и… в общем, всех, кто был в доме и кого я оттащил в гостевой дом. Я уже потом это увидел. Зашел туда и просто… охренел! Они обглодали лицо папана до самого черепа! Я сблевал. И быстро-быстро оттуда свалил. Вы только представьте – сидят такие и глодают Сашину руку! И еще что страшно – понимаете, они используют инструменты! Нашли нож, топор – рубят и жрут! Прямо так, сырым! И здесь же гадят. Прямо рядом с… хм… обеденным столом. После этого я заперся в доме. Вначале мутанты ходили медленно, вроде как вспоминали – как это, ходить. А потом стали так быстро двигаться, что я просто охренел! Понимаете, они менялись на моих глазах! Чем больше жрали мертвечины, тем больше менялись! Вначале люди как люди, только странные – глаза какие-то… белые, зрачка почти не видно. А потом они начали обрастать шерстью. И морды менялись. И это было страшно! И я решил уйти. Они как раз забрались в гостевой дом, видать, решили пожрать, а я потихоньку приоткрыл ворота и через щель выбрался. И побежал! А ворота запер! Чтобы, гады, не выбрались! А они все-таки выбрались. Мне бы, дураку, раньше уйти, пока они еле-еле таскались, а я дождался, когда превратятся в обезьян, ну… дурак, конечно. Но что мне было делать? Откуда я знал? Я ведь как рассуждал: все равно кто-то должен был остаться в живых. Я-то ведь выжил! Значит, и другие есть! А еще я знал, что, если останусь тут один еще на пару недель, сойду с ума! Мне и так всякая хрень начала видеться, глюки поймал. Как-то папу увидел – вместо этой обезьяны… смотрю – стоит! Я кинулся к двери, достал пульт, хотел открыть! А это тварь зубы скалит и в стекло долбит! Меня тогда трясло, думал, помру. Пошел в бар, нашел коньяк и нажрался. И потом пил каждый день. Выйду, посмотрю на тварей, и мне так тоскливо, что жить не хочется. Пойду, налью бокал, хряпну – и вырубаюсь. Потом понял, что так сдохну, и перестал бухать.
– Да всего-то три или четыре дня прошло, как связь вырубилась и все померли! – опять вмешался Митька. – Ты так рассказываешь, будто год тут просидел!
– Три дня? – недоверчиво помотал головой Мишка. – Мне кажется, что целая жизнь. Я потерялся во времени. Неужели они так быстро изменяются?
– Дыхни! – Митька наклонился вперед, и Мишка с готовностью сделал глубокий вдох и сразу выдох – в нашу сторону. И в воздухе поплыл тяжелый запах застаревшего перегара. И как это я не заметил, еще сидя в машине? Может, просто не принюхивался? Хотя… а ведь заметил. Но не поверил, решил, что пахнет с улицы. Тем более что вонь с улицы все забивала, даже при включенном кондиционере.
– Да, по ходу с похмелья! – кивнул разочарованный Митька, видимо, решивший поймать парня на вранье. Вот же упертый тип!
– Вот они! – Мишка привстал, и мы вместе с ним – сладкая парочка стояла перед замурзанным, грязными стеклом окна и скалила зубы. Потом женщина уперлась в бронестекло носом и вдруг широко, радостно улыбнулась, оскалив ряд белых зубок с острыми, как у волка, клыками. И в голове у меня мелькнула глупая мысль: «Плотоядные!» Ясное дело, что плотоядные, раз трупы едят. Только как они от этого не подыхают?!
– Сейчас я им! – Митька вскочил, взял наперевес пулемет и быстрым шагом пошел к двери. – Открой, Миха! Я этих гадов перемочу, как тараканов!
– Нет! – Я привстал с места, махнул рукой. – Назад!
Митька недоуменно воззрился на меня:
– Ты че, в натуре?! Я щас их мухой замочу!
– Мухой, тараканом или божьей коровкой – назад, черт побери! Ну-ка, вспомни, как они бегают? А если сейчас сшибут тебя и сюда ворвутся? И что тогда?
Митька слегка порозовел и медленно пошлепал назад. А я обернулся к Мишке и спросил:
– Миш, есть что-то вроде балкона? Или окна наверху?
– И балкон есть, и окна есть. Пойдемте!
Мишка легко вскочил с места и зашагал к лестнице, ведущей наверх. Богатой лестнице, надо сказать: если она не из мрамора, то… ну, не знаю – может, и не из мрамора, другой камень, какая по большому счету разница? На лестнице ковровая дорожка, придавленная медными прутками. Ну как в кино, ей-ей… богатый дом, очень богатый!
Честно сказать, я и не бывал в таких домах. И кстати, никогда не мог понять, как можно было заработать ТАКИЕ деньги?! Не может быть, чтобы заработано честно! Вот мы, наша семья, вроде бы и хорошо, зажиточно жили, но по сравнению с хозяином этого дома – просто нищеброды! И меня это почему-то задевало. Несправедливо!
Миша вывел нас на балкон – длинный, опоясывающий весь дом на уровне второго этажа. Потом осторожно выглянул вниз, стараясь, чтобы не было видно с земли, и тихо, почти неслышно шепнул:
– Стоят! У дверей стоят!
– Щас я! – Митька дернулся подойти к ограждению балкона, но я не позволил.
– Нет! Я. Дай сюда! Не дуйся, я лучше стреляю. У тебя еще будет случай пострелять, нечего рожу кислую строить.
Я решительно забрал пулемет из рук Митьки, тщательно проверил, дослал патрон в патронник и поставил на одиночную стрельбу. Потом положил ствол «ПК» на перила и так же осторожно, как Мишка, глянул на землю.
Точно – стояли возле стеклянной стены и, покачиваясь, глядели внутрь, вроде как разыскивая нас взглядом. Я приложился глазом к оптическому прицелу и замер, разглядывая тварь в четырехкратном увеличении.
Мы стояли наискосок от этой парочки, метрах в пятнадцати от нее – тут и оптики никакой не надо, но… не сдергивать же прицел? А с увеличением морда гада смотрелась еще отвратительнее, чем без него. Испачканные в какой-то дряни толстые губы, выдвинутая вперед мощная челюсть и шерсть, в которой застряли травинки и что-то темное, не хочу даже думать, что именно. Я передвинул поле зрения на его «подругу», та оказалась еще противнее. В ней еще можно было угадать человеческий облик, но только искаженный, мерзкий, карикатурный.
Начать я решил с «мужчины», почему-то определив его как самого опасного из этой пары. По привычке, наверное, мужчины ведь сильнее женщин, а значит, опаснее. Тщательно выцелил то место, где должно находиться сердце, и мягко, плавно нажал на спуск.
