Не изменилась только волшебная палочка, которая ещё недавно была веткой, полной цветов и листьев.
Конечно, Юра не знал, что он подарил Ириночке маленькое чудо. Но этот подарок был воплощением любви, а он был убеждён, что его может спасти только любовь. Интересно, что Пётр Степанович придерживался такого же мнения. Однако на всякий случай, кроме сухой ветки, нарушившей законы баллистики, он попросил Ириночку спеть любимый романс Юры и записал его на плёнку. Он взял с собой маленький магнитофон.
Обратное путешествие прошло без приключений, так что о нём можно только упомянуть. Но в Немухине Петра Степановича ждало известие, глубоко огорчившее его как Гроссмейстера и как человека: Юра пропал.
Первым это известие принёс Петька, который прямо со станции побежал к Заботкиным, разумеется, чтобы узнать, очень ли соскучилась по нему Таня. И через несколько минут они оба были перед Петром Степановичем, умывавшимся с дороги.
— Он пропал! — закричал ещё с порога Петька. — Удрал! Его третий день ищут.
Таня, как человек рассудительный, объяснилась более подробно:
— Однажды вечером я заметила, что Юра по пожарной лестнице спускается в город, — сказала она, — а в другой раз утром, когда ещё все спали, он бегом взлетел на чердак. И у него было счастливое лицо, вот что меня удивило! Словом, я думаю, что его надо искать в лесу. Ему нравится разговаривать с деревьями, и я его вполне понимаю.
Юра не вернулся и на следующее утро, и решено было отправить за ним поисковую партию в составе Петра Степановича, Тани и Петьки. К ним присоединилась Мария Павловна с судками, в которых находились гороховой суп, куриные котлеты и на сладкое кусок шоколадного торта. Трёхразовое питание оставалось нетронутым в течение трёх дней, и Мария Павловна справедливо полагала, что мальчик проголодался.
Нельзя сказать, что они так уж быстро нашли его. Короче говоря, они сами успели изрядно проголодаться, прежде чем Петька увидел промелькнувшую в ивовом кустарнике тонкую фигуру. Юра вежливо поздоровался и сказал, смеясь, что не удрал бы, предположив, что это обеспокоит таких почтенных людей.
— Это были три лучшие дня в моей жизни. Белки кормили меня лесными орешками, а знакомый ёж показал грибы, которые нужно есть сырыми, потому что на сковородке они теряют свой оригинальный вкус. С моим другом Старой Берёзой мы говорили о смысле жизни, и она объяснила мне, почему не надо бояться смерти.
«Мы — и деревья и люди, — умирая, отдаём свою жизнь другим, — сказала она. — Я жалею, что Пушкин назвал природу равнодушной».
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.
В молодости Старая Берёза была влюблена в Ветра-Полуночника, случалось, что до утра он гладил её покорные листья. В её ветвях прятались партизаны. Она убедительно доказала мне, что деревья верно служат людям, а люди нередко относятся к ним беспощадно.
Юра рассказывал, и его странное лицо всё разгоралось от радостного волнения.
— Мы верим тебе, — сказал Пётр Степанович, — но ведь, кроме нас, никто тебе не поверит. Немногим удаётся проникнуть в выдуманную страну, и в конце концов они возвращаются, чтобы рассказать о ней обыкновенным людям. Я не стал бы уговаривать тебя, ты счастлив, но это короткое счастье! В обыкновенном мире, конечно, не бродят по лесам, разговаривая с берёзами, белками и ежами, ты же не захочешь огорчить тех, кто любит тебя. И, кстати, теперь тебе не нужно превращаться в собственный рисунок, потому что Лука Лукич улетел неизвестно куда в авиашубе, а мачеха надеется, что она навсегда избавилась от тебя.
— Короче говоря, — сказал Петька, — не будешь же ты всю жизнь бродить по лесам голодный, заросший, в ковбойке и оборванных джинсах. Вот ещё Маугли нашёлся! Лесники-то не знают о твоих фантазиях. Примут за браконьера — и вся недолга!
— Самое важное, что каждый час, каждую минуту тебя ждёт надежда на счастье, — прибавила Таня.
Заслушавшаяся Мария Павловна уронила судки. Суп пролился, котлеты покатились, и только нетронутый кусок шоколадного торта соблазнительно темнел на зелёной траве.
Юра метнулся в сторону, когда Пётр Степанович вынул из кармана волшебную палочку. В больших, мягких глазах было: «Да, да, да», но всё выгнутое, как сломанный обруч, лицо говорило: «Нет, нет, нет». Победили, конечно, глаза, ведь недаром же говорят что они «зеркало души». В этом «зеркале» шаткое сомнение стало сменяться уверенностью, а ведь от уверенности не больше двух шагов до решения. Пётр Степанович взял в руки волшебную палочку. Ему показалось, что Юра будет стесняться своего превращения, и он скомандовал:
— Прошу отвернуться!
Все послушно отвернулись в сторону, а когда Мария Павловна спросила: «Теперь можно?» — на месте сильванта стоял высокий юноша, смуглый, с вьющейся каштановой шевелюрой, длинноногий, плечистый, но, как ни странно, чем-то непохожий на обыкновенных людей.
«Это пройдёт, — подумала Таня, — через два-три дня он ничем не будет отличаться от нас».
(Но она ошиблась. Прошли годы, Юра стал великим поэтом, а поэты, да ещё великие, во многом отличаются от обыкновенных людей.)
— Это прощание с детством, — сказал он задумчиво. — Никогда больше я не буду жить в придуманной стране. Рисовать сильвантов я тоже не стану — я не трус, но, по-видимому, это слишком опасно. Мария Павловна, спасибо за обед, от которого остался только кусок шоколадного торта. Я с удовольствием съем его, у меня першит в горле от орехов, которыми меня угощали белки, а есть сырые грибы можно, мне кажется, только один раз в жизни. Сегодня я возвращаюсь в Хлебников. Я не буду больше жить у мачехи просто потому, что я её не люблю, а она не любит меня. Я окончу школу, а потом стану резчиком в Мастерской Игральных Карт. Надеюсь, что Иван Георгиевич устроит меня в общежитие. Ириночка снова начнёт петь, и весь город будет слушать её. А иногда она будет петь негромко, почти шёпотом для меня, когда мы будем одни гулять по набережной вдоль моря. А теперь простите меня за все тревоги, которые я нехотя вам причинил.
Всё на свете, к сожалению, кончается, пора и мне поставить точку, без которой не может обойтись самая занимательная история. Но пусть это будет очень маленькая, едва заметная точка. Она не помешает мне снова вернуться в страну, где ловят погасшие звёзды и говорят правду, только правду, и ничего, кроме правды.
Обсуждаем четвёртую сказку и не находим пятую
— Почему вы думаете, — спросил меня дядя Костя, когда я прочитал ему эту историю, — что здесь нет ничего полезного для моего путеводителя? Во-первых, вы подробно рассказали о Павле Степановиче, что вполне соответствует третьему разделу плана: коренные жители, отлучавшиеся из города только по неотложным делам. А во-вторых, из этой истории можно сделать практические выводы. Почему бы, например, не устроить нечто вроде соревнования между Немухиным и Хлебниковым в отношении чистоты и порядка?
