— Варвара Андреевна, вы заняты, я пойду, — поспешно сказала Таня. — Я никому не расскажу о вашем оркестре.
— Да, пожалуйста. Впрочем, если тебе очень захочется, ты можешь шепнуть кому-нибудь, что я — фея. Всё равно этому никто не поверит.
В кустах бузины
От Варвары Андреевны Таня забежала к Петьке, и, хотя это было очень трудно, она сдержала обещание и не проронила ни слова.
— Попугаи заглянули к ней в гости, — сказала она. — Плакат залетел случайно, Чёрный Фрак нужен ей для школьного спектакля, а Войлочная Шляпа — потому что Варвара Андреевна собралась на юг. Ну, а Пудель прибежал к ней, потому что она купила его в Доме Игрушки.
— Допустим, — сказал недоверчиво Петька. — А Огнетушитель?
— Ах, Огнетушитель! Ему стало скучно висеть у крыльца, и он попросил Варвару Андреевну перевесить его куда-нибудь в сени.
— Возможно, — согласился Петька. — А откуда же взялся этот голубоватый кусок киселя?
— Да, кажется, там было что-то вроде киселя. Должно быть, Варвара Андреевна собирается переклеить обои.
О том, что она фея, Таня сперва ничего не сказала, а потом небрежно обмолвилась:
— Ты знаешь, а ведь она, кажется, фея.
Петька фыркнул и решил, что если даже Таня не придаёт этой странной истории значения, значит, можно забыть о ней, по крайней мере, на время.
И Таня ушла, а он стал дрессировать Басара. Он клал ему на нос кусочек хлеба, и лохматый, рыжий, большой, как лошадь, Басар терпеливо ждал, когда Петька крикнет:
— Пиль!
Это значило, что хлеб можно съесть. Потом Басар исполнял команды:
— К ноге!
И он покорно шёл рядом с Петькой.
— Кушь!
И он ложился у его ног, застенчиво виляя хвостом.
Но сегодня тренировка что-то не шла. Делая круг по двору, Басар остановился у калитки и залаял, а когда Петька усадил его на задние лапы, так скосился, что чуть не упал, и снова залаял, что могло означать только: «Внимание! Опасность! Враг у ворот!»
Но Петька не выглянул за ворота, как сделал бы на его месте любой немухинский школьник. Он влез на крышу сарая, чтобы предварительно изучить местность, и увидел флигелёк, в котором жила Варвара Андреевна, а под окном, в кустах бузины… Как вы думаете, что он увидел в кустах бузины? Большое, плоское, красное ухо!
Конечно, это было ухо Зинки Миленушкиной, и другой мальчик непременно принял бы его за гроздь бузины, тем более что оно пылало от любопытства. Но Петька сразу понял, в чём дело. Он слез с крыши, отдал Басару весь хлеб и сахар, приготовленный для дрессировки, посадил его на цепь и отправился к Зинке.
Она уже выскочила из бузины и шла по Нескорой как ни в чём не бывало.
— Петечка, это ты? Вот хорошо, что я тебя встретила! А я как раз была у Варвары Андреевны, и она мне вдруг говорит: «Не знаешь, Зинуша, кто этот симпатичный парнишка, который живёт на соседнем дворе?» Я говорю: «Что вы, Варвара Андреевна, не ужели вы не знакомы с Петей Воробьёвым? Его весь Немухин знает! Он вам нравится?» Она говорит: «Очень». А я говорю: «И мне, Варвара Андреевна. Вы знаете, какой он отчаянный! В прошлом году, например, он прицепился к туристской «Волге».
Это было очень трудно — с ходу не дать Зинке пинка. Но Петька остался, как и полагается мужчине, невозмутимым.
— Лучше скажи, — спокойно начал он, — почему ты пряталась под окном Варвары Андреевны. Подслушивала?
— Ну что ты, Петечка! Она же одна! Не станет же она сама с собой разговаривать?
— Положим, — согласился Петька. — Значит, подглядывала.
— И не подглядывала. Просто подумала: зачем ей игрушечный пудель? Ну, попугаи — это понятно. Моя бабушка, например, тоже любит птиц, вечно у нас чирикает какая-нибудь канарейка. Но ведь это совсем другое дело, правда? Это певчие птицы, бабушка слушает их и говорит, что это приятно. А ведь попугаи-неразлучники, они же, Петечка, не поют?
Если бы Таня рассказала Петьке о разноцветном оркестре, он после разговора поставил бы перед собой вопрос: «Зачем Зинка сидела под окном Варвары Андреевны?» И за ответом со всех ног помчался бы к Тане. Но он не поставил этот вопрос, потому что весь Немухин прекрасно знал, что Зинка любит подсматривать и подслушивать. На всякий случай он всё-таки дал ей пинка, а потом вернулся к себе и снова принялся за Басара.
«Как бы мне её подцепить?»
Надо думать, что Зина Миленушкина не один вечер провела под окном Варвары Андреевны, прежде чем догадалась, что новая учительница слышит цвета.
А может быть, она просто подслушала, как Варвара Андреевна рассказывала Тане о своём разноцветном оркестре?
Так или иначе, однажды она явилась к Директору и не только доложила ему о Пуделе, Чёрном Фраке, Зелёных Попугаях, Кремовой Шляпе и других музыкантах, но даже изобразила, как Варвара Андреевна, дирижируя, стучит палочкой по пюпитру.
— Значит, когда она смотрит, скажем, на воробья, она его слышит? — спросил Директор. — Даже если он не чирикает?
— Да.
— А корову?
— Тоже.
— Даже если она не мычит?
Зинка сказала, что ей очень жаль, но, очевидно, слышит.
— Конечно, это зависит от цвета, — добавила она. — Если корова рыжая, Варвара Андреевна слышит одно, а если чёрная — совершенно другое.
— Позвольте, но это же не положено, — сказал Директор. — Ведь она должна заниматься не какими-то попугаями, а школьным оркестром. Под Новый год наш школьный оркестр должен выступить во Дворце пионеров, причём среди приглашённых из столицы гостей будет лучший в Советском Союзе тромбон.
Он хотел сказать — лучший в Советском Союзе музыкант, играющий на тромбоне.
— Ну хорошо. Пусть она слышит цвета, это её личное дело! Но собственный оркестр! Без разрешения Министерства Музыки и Изящных Искусств? Без моего ведома! Ох!
И чтобы немного прийти в себя, он попросил Зину несколько раз ударить в медные тарелки над его головой. Бамм! Этот весёлый, раскатистый звук возвращал ему бодрость.
— Ну что ж, Зиночка, спасибо, — слабым голосом сказал он. — По тарелкам я ставлю тебе пять и по всем другим предметам — тоже пять до конца года.
А теперь иди домой, моя милая. Мне надо немного подумать.
Он не пошёл в Школу, заперся в своей комнате и стал думать. Но, как на грех, ни одна дельная мысль не залетала в его маленькую, покрытую пухом головку.
Пожалуй, проще всего было уволить Варвару Андреевну и взять на её место другую учительницу гармонии. Но немухинцы не поймут такого поступка, а если он станет объяснять им, что учительницам не положено заводить на дому свой собственный, да ещё разноцветный, оркестр, они скажут:
