На самом деле собаки имеют разный статус, ведут разный образ жизни, подчиняются различным схемам межвидового взаимодействия в зависимости от того, идет ли речь о полубродячих деревенских псах, охотничьих собаках, собаках из приюта или домашних любимцах, гордо взирающих на своих хозяев с высоты дивана. Их психологические характеристики также будут различаться. Материальный мир, психологическая и социальная жизнь голодного и пугливого деревенского пса, живущего на помойке, имеют мало общего с жизнью ухоженного пуделя, окруженного нежной заботой всех членов семьи. Разумеется, взгляд на мир у этих двух собак не может быть одинаковым.
Конечно, процессы, приводящие к формированию культуры антропоканинного общества, гораздо менее симметричны, чем те, что формируют человеческую культуру, то есть культуру общества, образованного представителями одного вида
[97]. Действительно, тот факт, что разным обществам свойственны различные ритуалы взаимодействия и каждому из них — свой типичный образ собаки, по большей части обусловлен культурными различиями между людьми. Однако не исключено, что типичный образ собаки, во многом зависящий от той роли, которая ей отводится в обществе, в свою очередь оказывает влияние и на человеческую психологию. Так, например, вполне возможно, что повальное увлечение животными-компаньонами привело к изменению не только психологии нашего верного друга; оно могло в значительной степени изменить нашу собственную психологию и свойственную нам социабильность. Конечно, необходимы более глубокие исследования, чтобы в этом вопросе можно было всерьез претендовать на сколько-нибудь обоснованные выводы. Однако предположение о том, что сосуществование с собакой-компаньоном способно, при прочих равных, повлиять на некоторые аспекты наших отношений с другими людьми, выглядит вполне правдоподобным. Присутствие собаки может, к примеру, укрепить эти отношения, поскольку собака в данном случае будет выполнять функцию социального катализатора, или же, напротив, ослабить — если она до известной степени будет восполнять потребность человека в эмоциональных контактах с другими людьми. Несомненно, сосуществование с собакой отражается на наших жестах, позах и манере держаться с другими людьми. Оно оказывает влияние на формирование моральных ценностей человека — в частности, его этических установок в отношении животных, которые, в свою очередь, находят отражение и в его отношении к людям.
Продолжая использовать терминологию общественных наук применительно к смешанным сообществам, сформированным людьми и собаками, добавим, что культурная изменчивость таких антропоканинных обществ имеет свои пределы. Культурные различия между разными обществами находятся в диапазоне, ограниченном психологическими возможностями собак и людей, а также их способностями приспосабливаться друг к другу. И тем не менее диапазон изменчивости остается исключительно широким, что во многом объясняется выраженной пластичностью индивидуального развития и поведения как собак, так и людей, а также разнообразием человеческих культур.
Рискнем пойти чуть дальше и предположить, что даже в пределах одного антропоканинного сообщества существует социальное расслоение. С того момента, как мы признали существование истиной социальной связи между человеком и его лучшим другом, подобное предположение уже не выглядит настолько абсурдным. На самом деле даже в рамках французского антропоканинного общества будут наблюдаться различия в ритуалах взаимодействия или, коль скоро мы приняли это определение, культуре, свойственной различным социальным классам. Так, культура сельских охотников и их собак будет значительно отличаться от культуры других классов того же общества, например городских социальных групп, живущих в квартирах вместе со своими четвероногими друзьями. В этом смысле есть основания говорить о разделении антропоканинного общества на группы, которые можно было бы назвать трансвидовыми социальными классами.
И, наконец, антропоканинные общества имеют собственную историю, в которой были свои переломные моменты, такие как диверсификация собачьих разновидностей под влиянием селекции, начало которой было положено еще в Античности, бурный рост городов или бурный рост интереса к собакам-компаньонам, ставший причиной повышения социальной значимости очень многих собак.
Отказаться от противопоставления природы и культуры
Истинная цель изложенных выше замечаний состоит лишь в том, чтобы наметить путь, заслуживающий более пристального внимания. Дальнейшее уточнение и проработка выдвинутых предположений может позволить сформулировать гипотезы, пригодные для эмпирической проверки. В последней главе я попытался в достаточно вольной манере развить взгляды, изложенные ранее на страницах этой книги. Я не ставил перед собой цели дать точные ответы на многие из тех вопросов, которые и по сей день остаются открытыми: для меня было важно показать, что некоторые весьма распространенные предубеждения на самом деле основаны на довольно шатком фундаменте и малоубедительных доказательствах. Противопоставление природы и культуры, непреодолимая пропасть между человеком и животным, социальные связи как прерогатива человека — все эти идеи перекрывают доступ к целому миру непознанных феноменов, способных расширить наши знания не только о животном и об отношениях, нас с ним связывающих, но и о самом человеке и его социабильности.
Подобного рода предубеждения долгое время господствовали в социологической и антропологической среде во многом благодаря глобальному разделению сфер интересов между двумя группами научных дисциплин: природа всегда оставалась в компетенции естественных наук, культура — общественных. Это размежевание сопровождалось отсутствием взаимного интереса — с оттенком недоверия. Любые взаимодействия между общественными и естественными науками чаще всего заканчивались непримиримой полемикой, вызванной непониманием как с одной, так и с другой стороны. Вместо того чтобы на основе по-настоящему научных дискуссий организовать междисциплинарное сотрудничество, они вступали в противоборство. Так, общественные науки решительно отказались принимать взгляды социобиологии, которая, по выражению одного из ее основателей, Эдварда О. Уилсона, предлагала «поглотить их путем фагоцитоза» (Wilson, 1975). Со своей стороны, приверженцы неодарвинистских теорий культуры — в частности, социобиология и эволюционная психология — подвергли жесткой критике все то, что они называли «стандартной моделью социальных наук» (см., например, работу Линкера (Pinker, 2002)), которая, по их мнению, представляла человека пассивным продуктом окружающей его культурной среды, полностью ответственной за его формирование. Одни с карикатурным преувеличением пытались всю культуру свести к генам, другие — отказывались признать за биологией право внести свой вклад в понимание культуры и общества. В итоге на авансцене науки остались одни разногласия, отягощенные идеологией и взаимными нападками, которые только подогревали споры и препятствовали междисциплинарному сотрудничеству.
