Обонятельные способности собак открывают перед человеком самый широкий спектр их возможного применения. Собаки оказываются очень эффективными в поисках взрывчатки и наркотиков: процент их неудач в этой области на данный момент явно ниже аналогичного показателя самых совершенных роботов, созданных для определения запахов, — 5 против 10. Натренированные собаки способны различить близнецов и взять след человека. Вполне возможно — хотя этот факт научно пока не доказан, — собаки могут выявить диабет или меланому по запаху (подробнее об этом можно прочесть в работе Миклоши (Miklósi, 2007, p. 146)).
Заключение
Учитывая различия в восприятии физического мира, существующие между человеком и собакой уже на органическом уровне, нужно признать, что для понимания собаки нам стоило бы попытаться абстрагироваться от собственного видения и взглянуть на мир с позиции нашего верного друга. Только так можно понять поведение собак и их реакции в ответ на наши действия. Такой подход был бы полезен не только тем, у кого есть собаки, — он необходим и ученым. Некоторые опыты, проведенные с собаками в недалеком прошлом, привели к ошибочным заключениям только лишь потому, что они подразумевали идентичность восприятия у человека и собаки. Они не учитывали, например, упомянутый выше факт, что зрение у собак менее острое, чем у нас, и поэтому бессмысленно проверять реакцию собак на некоторые зрительные сигналы — для нас вполне различимые, — если расстояние до них слишком велико, чтобы собака смогла их воспринимать. Не нужно думать, что визуальный образ какой-либо вещи, например увиденной на экране телевизора, у собак является ее точной копией или же в точности совпадает с нашим видением этой же вещи. Для собаки маленький экран телевизора стал бы гораздо интереснее и «реалистичнее» даже с размытым изображением, если бы издавал запахи. Одним словом, собаки не замечают множества вещей, которые нам бросаются в глаза; но и мы не замечаем множества запахов, которые бросаются им в нос. Не только мир восприятия собаки отличается от нашего; в более общем плане у собак совершенно другая психология и иной склад ума. И сейчас мы в этом убедимся.
Глава 5
Есть ли у собак разум?
Собачья психология и антропоморфизм
Что происходит у собаки в голове? Есть ли у собак мысли или даже то, что можно назвать разумом? Этот вопрос многим наверняка может показаться нелепым, особенно тем, у кого уже есть верный четвероногий друг. В повседневной жизни мы без конца приписываем им некие намерения — хотеть есть, решить спать на диване или стараться защитить свою территорию — и ожидания — полагать, что сейчас он пойдет гулять, верить, что на дереве сидит кошка. Мы наделяем собак и более сложными чувствами, такими, например, как гордость: мы считаем, что собака демонстрирует благородство своей породы и поэтому имеет горделивую осанку и смотрит на всех свысока. Если, вернувшись домой, хозяин щенка вдруг обнаружит, что его ботинки разодраны в клочья, а ножки стола погрызены, он решит, что щенок сделал это из мести за его долгое отсутствие. Точность такой интерпретации поведения собаки не вызывает у нас сомнения. Мы полагаем, что подобные объяснения вполне соответствуют нашим взаимоотношениям с собакой.
Однако уже начиная с Декарта естествоиспытатели и философы в подавляющем большинстве выражали глубокое недоверие к такого рода интерпретациям, чтобы не сказать — твердое их отрицание. Вплоть до недавнего прошлого в этом плане существовала возведенная стараниями и тех и других непреодолимая граница между человеком и животным. Проще говоря, по их мнению, в общественном сознании царило глубокое заблуждение насчет животных, поскольку только человек обладает разумом, во всяком случае разумом сложным.
Какими мотивами было продиктовано твердое стремление ученых отказаться от идей, весьма распространенных среди людей, живших в контакте с животными? Какое место во всей этой истории отводилось собаке? Оставим на время философию и сосредоточимся на дисциплине, которая с конца XIX века была посвящена изучению психологии животных: этологии (в широком смысле этого термина).
Эффект «умного Ганса»
В сентябре 1904 года в Берлине была собрана комиссия, состоящая из выдающихся специалистов в разных областях знания. Перед комиссией стояла весьма любопытная задача: она должна была дать научную оценку достижений одной лошади по имени Ганс, которую, по мнению тех, кто бывал на ее публичных выступлениях, ее владелец, аристократ Вильгельм фон Остин, научил выполнять арифметические операции. Действительно, конь, прозванный «умным Гансом», регулярно давал правильные ответы на математические вопросы, которые ему задавал хозяин. Ответы он отстукивал копытом. Что это — жульничество, телепатия или лошадь действительно знает арифметику? История Ганса вызвала так много шума, что император Вильгельм II лично уполномочил комиссию проэкзаменовать лошадь. Результаты экспертизы не подтвердили ни одну из этих гипотез. Вильгельм фон Остин был абсолютно честен, и его лошадь действительно давала правильные ответы.
Версию о телепатии члены комиссии также отвергли: лошадь вообще переставала считать, если ей завязывали глаза. На самом же деле Ганс не умел считать: более глубокое изучение его «знания» арифметики показало, что в действительности он реагировал на незаметные и неосознанные движения того, кто задавал ему вопросы. То есть Ганс не производил расчеты так, как это делал бы человек, формулируя и решая поставленную перед ним задачу. Во время дрессировки он учился не считать, как полагал его владелец, а связывать удары копытом со стереотипными движениями тела человека. Задавший вопрос человек совершал неосознанные движения в тот момент, когда количество ударов совпадало с ожидаемым числом. В итоге все выглядело так, будто конь считает, хотя в его голове происходило совсем другое.
История лошади надолго закрепилась в этологии как этакий жупел, постоянно угрожающий любому ученому, который решится посвятить себя исследованиям в области психологии животных. Многочисленные учебники и научные работы, ссылаясь на эффект «умного Ганса» (clever Hans effect), подчеркивают риск и вероятность ошибок при интерпретации сходных действий животного и человека, которые те и другие предпринимают для решения однотипных задач. Они предостерегают от того, чтобы приписывать животным наличие субъективных состояний, рассуждений и мыслей, которые в аналогичных обстоятельствах могут быть свойственны только человеку. По этой же причине этология строго придерживается принципа, изложенного несколькими годами ранее «дела Ганса» и служившего основополагающей догмой этой дисциплины: канона Моргана. Правило в 1894 году сформулировал психолог Конви Ллойд Морган после долгих наблюдений за поведением своего пса Тони, в частности его привычкой открывать дверь в сад. Морган утверждал, что его псу удалось добиться желаемого не потому, что он понял принцип действия ручки двери. Он добился результата простым методом проб и ошибок, не предполагающим ни постановки цели, ни последующих выводов. Пес механически ассоциировал действие — нажим на ручку — и его следствие, доставляющее ему удовольствие, — доступ в сад. Отсюда вытекает канон Моргана:
