Страна изобилует зерном, мясом и хлопком. В селении Мелли есть множество ремесленников и купцов — туземцев и иноземных; но иностранцы гораздо более любезны королю. Жители богаты от торговли, которую они ведут, снабжая многими вещами Гвинею и Томбутто. У них есть много храмов и священников, а также преподавателей, читающих в храмах, ибо коллегий они не имеют.
Именно эти люди — те, кто более всего культурен, более всего разумен и более всего прославлен из всех черных, тем более что они первыми примкнули к вере Махумета. С того времени они находились под владычеством великого государя… И власть оставалась у его потомков до времени Аскии, который их сделал данниками, так что ныне этому сеньору
[15] нечем прокормить свое семейство из-за тягот, которые на него возложены».
Лев Африканский был объективным и трезвым наблюдателем. Блеск победоносной сонгайской державы и жалкое состояние, к какому сведен был в эту пору авторитет государей Мали, не могли скрыть от него той роли, которую сыграли малинке и родственные им народы в политической и культурной истории Западной Африки.
Гораздо мажорнее звучит описание Томбукту — города, который к этому времени переживал самый расцвет, хозяйственный и культурный. И Лев при рассказе об этом городе не пожалел ярких красок.
«В этом городе, — говорит он, — много лавок ремесленников, купцов и в особенности ткачей, изготовляющих хлопчатобумажные ткани. Попадаются также европейские ткани, привозимые берберийскими купцами… Жители очень богаты, особенно чужестранцы, что здесь поселились. Так что нынешний король выдал двух своих дочерей за двоих братьев-купцов из-за богатства последних.
В упомянутом городе есть много колодцев с пресной водой, хотя, когда Нигер разливается, вода доходит до города по нескольким каналам. Имеется величайшее изобилие зерна и скота, поэтому жители потребляют много молока и масла. Однако очень не хватает соли, так как она доставляется из Тегазы, отстоящей от Томбутто примерно на пятьсот миль. И один раз, когда я оказался в Томбутто, вьюк соли стоил восемьдесят дукатов.
Королю принадлежит большое богатство в пиастрах и золотых слитках, один из которых весит тысячу триста фунтов. Двор короля хорошо устроен и великолепен. Когда король отправляется со своими придворными из одного города в другой, то едет верхом на верблюде, а лошадей конюхи ведут под уздцы. Если же приходится сражаться, то конюхи стреноживают верблюдов и все солдаты садятся на лошадей.
Всякий раз, как кто-либо хочет говорить с этим королем, он становится перед ним на колени, берет горсть земли и сыплет ее себе на голову и на плечи: это знак почтения. Но его требуют лишь от тех, кто не говорил с королем раньше, или же от послов.
Король содержит около трех тысяч всадников и бесчисленных пехотинцев, которые вооружены луками… и обычно стреляют отравленными стрелами. Король часто воюет с недружественными соседями и с теми, кто не желает ему платить дань. Одержав победу, он приказывает продать в Томбутто всех взятых с боя, вплоть до детей.
В этой стране не водятся лошади, исключая некоторых мелких иноходцев — на них ездят в своих путешествиях купцы, а также некоторые придворные в городах. Хорошие же лошади доставляются из Берберии. Как только они приходят с берберийским караваном, король приказывает записать их количество. Проходит двенадцать дней, он выбирает ту, которая ему больше нравится, и оплачивает достаточно честно…
В этом городе есть много судей, ученых и священников. Все они получают хорошее жалованье от короля. Король весьма почитает людей ученых. В городе продаются также многие рукописные книги, которые приходят из Берберии. И они дают больше дохода, чем остальные товары.
Вместо монеты они обычно используют куски чистого, без примесей золота, а для мелких покупок — привозимые из Персии раковины, четыре сотни которых оцениваются в дукат. Шесть и две трети их дуката составляют римскую унцию
[16].
Эти жители — люди приятного нрава. Они имеют обыкновение проводить время с десяти часов вечера до часу ночи, почти непрерывно играя на музыкальных инструментах и танцуя по всему городу. Горожане держат в услужении много рабынь и рабов…».
И уж совсем восторженным гимном западноафриканской торговле звучит рассказ о рынках Гао: «Здесь есть исключительно богатые купцы, и сюда постоянно приезжает большое количество черных, которые здесь покупают ткани, привезенные из Берберии и из Европы… Здесь есть также определенное место, где должны продаваться рабы, особенно в такие дни, когда обыкновенно собираются купцы. И молодой раб в возрасте пятнадцати лет продается за шесть дукатов; также продают и детей…
Удивительно видеть, какое множество товара доставляется сюда ежедневно и сколь дороги и великолепны все предметы. Лошади, купленные в Европе за десять дукатов, перепродаются по сорока, а иной раз и по пятидесяти дукатов за штуку. Нет такой грубой европейской ткани, которую бы здесь не продали по четыре дуката за локоть. А если бывает что-нибудь толкое, они дадут за локоть и пятнадцать дукатов. Локоть же венецианского пурпура или турецкой ткани стоит здесь тридцать дукатов. Меч здесь оценивают в три или четыре кроны, равно как и шпоры, уздечки и прочие подобные товары. Пряности тоже продаются по высоким ценам. Но из всех других товаров наиболее, до крайности, дорога соль».
И вот, когда читаешь эти отзывы умного и наблюдательного современника аскии Мухаммеда, все настойчивее возникает желание спросить — так что же лежало в основе всего этого великолепия? На чем держалась в конечном счете вся держава аскиев? Проще говоря, что служило экономической базой сонгайского государства в период недолгого его расцвета — практически меньше ста лет, с середины 90-х годов XV в. до того страшного мартовского дня 1591 г., когда разгром марокканцами отборных сил аскии Исхака II при Тондиби решил судьбу Сонгай?
И здесь нам приходится снова обратиться к хроникам Махмуда Кати и Абдаррахмана ас-Сади. Очень многое становится понятным при чтении отдельных рассказов, которые сами-то хронисты считали в лучшем случае просто юридическими казусами.
Крестьяне и рабы
В начале этой главы нам уже привелось говорить, что поливное рисоводство и рыболовство были основой хозяйства народа сонгай еще в очень отдаленные времена. Так было и в течение XV–XVI вв., то же остается и в наши дни. Говорили мы и о том, что при поливном земледелии не было надобности в таких многочисленных по своему составу объединениях людей, каких неизбежно требовала подсечно-огневая система обработки земли, господствовавшая в средневековом Мали. К тому же поливное земледелие вообще, а рисоводство в особенности гораздо более продуктивная форма хозяйства, чем подсека, и дает оно гораздо большие урожаи. Но зато и требует оно намного больше труда, как всякая вообще интенсивная форма хозяйства. И поэтому в сонгайских селениях никогда не бывало излишка рабочих рук.
