Все рассказы португальских моряков и купцов основывались на сведениях, относившихся к самой середине XV в. К этому времени гегемония Мали давно уже была в прошлом, а сонгайская держава еще не достигла полного расцвета. Торговые города как будто не пострадали от распадения государства Кейта: торговля продолжалась, традиционные хозяйственные связи сохранились. И все же у купеческой верхушки этих городов были достаточные основания для недовольства политической обстановкой, для того, чтобы желать решительного ее изменения.
Да, конечно, торговля продолжалась: ведь она была жизненной необходимостью для всех ее участников. Но после того как исчезла устрашающая мощь малийского войска, трудности и опасности торговли намного увеличились, а прибыли крупного купечества заметно упали. Ведь когда Ибн Баттута восхищался безопасностью дорог в Мали, он отлично понимал: это возможно только потому, что Сулейман, так же как и его предшественники из династии Кейта, считает важнейшей задачей царской власти поддержание и охрану интересов торговли. А о какой безопасности можно было говорить в условиях непрерывных столкновений между десятками мелких вождей? И к тому же каждый из них требовал свою долю за «обеспечение» этой самой безопасности… Действительно, первое время города не пострадали; как и в былые времена, они принимали и отправляли десятки караванов в обоих направлениях. Но когда из городов ушли малийские военные гарнизоны, сразу же оживились воинственные соседи-кочевники. Они совсем не прочь были подчинить себе богатые торговые города, так же как подчинили земледельческие оазисы пустыни. И после признания верховной власти туарегского вождя Акила аг-Мал вал а над Томбукту городской верхушке довольно скоро пришлось убедиться, что аппетиты новых хозяев города непрерывно растут и что туареги все меньше и меньше проявляют желания делиться доходами.
Многовековой опыт научил купцов непреложной истине: торговля требует для своего процветания сильного и более или менее централизованного государства. Так было везде: и в Африке, и в Азии, и в Европе. В хаосе великого множества дравшихся между собой мелких владений только сильная царская или королевская власть могла обеспечить купцам спокойную торговлю и высокие прибыли. И поэтому, когда в Гао пришел к власти сонни Али Бер и начал одно за другим подчинять себе мелкие княжества вдоль среднего течения Нигера, он определенно мог рассчитывать на поддержку крупного купечества: новое политическое объединение становилось экономической необходимостью. А обстановка в Западном Судане к этому времени тоже благоприятствовала сонгайским завоеваниям — разрозненные противники, неспособные объединиться против общего врага, не представляли серьезной угрозы широким завоевательным планам нового сонгайского правителя. Так с 1465 г. началась новая страница истории областей по среднему и верхнему течению Нигера — их объединение в составе сонгайской державы, которая во второй половине XV в. и до последнего десятилетия XVI стала господствующей политической силой в Западном Судане.
На протяжении всего среднего течения Нигера по обоим его берегам с незапамятных времен живет народ сонгаев. Первоначально сонгай населяли район Денди, уже после поворота течения реки на юго-восток, немного выше порогов возле нынешнего городка Буса, а затем распространились вверх по течению, так что сейчас сонгайские селения в большом количестве встречаются в районе озер Дебо и Фагибин, к западу от Томбукту.
Вдоль обоих берегов реки лежат заливные луга, покрытые водяной травой «боргу» — прекрасным кормом для скота. На землях, которые река заливает в половодье, прекрасно растет рис; всегда он был главной продовольственной культурой, которую разводили сонгай. Как раз поливное рисоводство и рыбная ловля и были основными отраслями хозяйства сонгаев. Гораздо меньшее значение для хозяйства имело скотоводство: ведь за пределами заливных земель по обеим сторонам реки простирается пустыня, где кочуют туареги со своими стадами. Обычное разделение труда между кочевниками и земледельцами действовало и здесь: туареги пригоняли в прибрежные районы скот и получали за него от сонгаев зерно и рыбу. Конечно, не всегда отношения носили такой идиллически мирный характер. Случалось туарегам и нападать на беззащитные сонгайские селения, и угонять в рабство их жителей. Но и туареги не в состоянии были установить прочное господство на берегах Нигера: здесь очень много было проток, травяных зарослей и островов, а к передвижению по ним кочевники совершенно не были приспособлены. Поэтому набеги оставались неприятными эпизодами, а господствующей формой взаимоотношений всегда был обмен продуктами скотоводства и земледелия.
Условия, в которых жила основная часть сонгаев, сильно отличались от тех, что определяли формы общественной организации у малинке и родственных им народов. Все хозяйство сонгаев связано было с рекой, от нее одинаково зависели и рисоводы, и рыбаки. Подсечно-огневая система земледелия почти не применялась в местностях, населенных сонгаями. Поэтому не было особой нужды в существовании более крупных объединений, чем большая патриархальная семья, похожая на ту, с которой мы встречались у малинке. И делились сонгай на две большие группы соответственно двум главным отраслям хозяйства: рыбаки носили название «сорко», а земледельцы — «габион». А внутри этих двух групп существовали многочисленные патриархальные семьи.
В самом центре сонгайских областей, чуть ниже излучины Нигера, к реке выходит долина Тилемси. По ней проходила главная караванная дорога на север — к Гадамесу и Кайруану. И совершенно естественно, что у выхода Тилемси к Нигеру возник большой торговый город — самый старый из западносуданских городов. Это был Гао, с которым мы встречались уже не раз. И как мы видели, в 70-х годах IX в. ал-Якуби уже называл Гао столицей большого и могущественного царства.
Точно сказать, когда это государство возникло, мы, конечно, не можем. Если верить рассказу хрониста, то до принятия ислама царем сонгаев (а это произошло в 1010 г.) на престоле сменилось 14 правителей. Считая продолжительность жизни одного поколения в 25–30 лет, можно предположить, что первый сонгайский царь правил примерно в первой половине VII в. (а такой подсчет возможен потому, что у сонгаев сын наследовал отцу). Конечно, этот подсчет очень и очень приблизителен. Но во всяком случае можно с уверенностью сказать, что в конце VIII в. мусульманские купцы, принадлежавшие к секте ибадитов, о которой у нас уже шла речь, торговали с Гао.
Едва ли можно довериться хронистам в том, что касается происхождения первой сонгайской династии. Дело в том, что, после того как ислам утвердился в Западной Африке, многие местные правители принялись создавать себе родословные, возводившие их либо прямо к пророку Мухаммеду, либо к его ближайшему окружению, либо, уж на худой конец, просто к арабам, народу, давшему миру основателя мусульманской религии. Легенды эти сложились довольно поздно, никак не раньше XVI–XVII вв., а затем их просто прибавили к устному историческому преданию народов Западного Судана. Так и получилось, что династию Кейта в Мали позднейшие сказители стали возводить к некоему Билалю, любимому черному рабу Мухаммеда, а первого сонгайского царя хронист объявил пришельцем из Южной Аравии — из Йемена. Конечно же, принять такие легенды всерьез-нельзя. Поэтому некоторые исследователи, стремясь найти в них «рациональное зерно», решили, что основой для таких преданий послужило якобы северное, берберское происхождение первых сонгайских царей. В конечном счете дело опять-таки сводилось к попытке объявить создателями государства «белых» африканцев, а не негроидное население Судана. И только сравнительно недавно французский ученый Жан Руш неопровержимо доказал, что сонгайское государство создали сами сонгай, а вовсе не пришельцы с севера.
