И еще один любопытный пассаж: «Они неутомимые путешественники и деятельны до чрезвычайности, точно сайги, которые, говорят, и простреленные пулей, с ног не валятся, а бегут далее, собственно уже до смерти…»
Будем откровенны: экзотика и ощущение отдаленности всего происходящего довлела в представлениях о южноафриканцах у давних читателей, наших соотечественников. Для большинства европейцев они были просто кафрами или готтентотами.
Были кафры, и были буры и англичане. Кто-то с кем-то постоянно враждовал. Кто-то был жесток. Кто-то страдал. Кто-то куда-то плавал. Что-то видел. Что-то привез и рассказал.
Дингисвайо
Мы в Южной Африке, читатель. Вернее, в той восточной части ее побережья, которая с конца XV века носит красивое португальское название «Наталь». Это означает «рождество», а назвали эти области спутники Васко да Гамы, когда проплывали берега Юго-Восточной Африки в последний месяц последнего года пятнадцатого столетия.
Но нас интересуют не столь давние времена. Рубеж семнадцатого и восемнадцатого веков, так насыщенный в Европе событиями и засвидетельствованный источниками, для Южнрй Африки оказался покрытым мраком.
Между тем, тут развернулись действия, которым чуть позже уготовано было стать прологом многих перемен в европейской да и в мировой истории. Неведомая глубинная Южная Африка, патриархальная жизнь которой не нарушалась, казалось, целыми столетиями, копила и множила в себе серьезные социальные и военно-политические сдвиги, настоящий пожар.
Для возгорания достаточно было одной искры.
Возможно, такой искрой стала малоизвестная экспедиция, не прогремевшая подобно предприятию прославленного морехода, но породившая загадку, о которой и поныне думают африканисты. Речь идет об экспедиции дю Грэ Александрера, принца Каледонского, который, будучи губернатором Капской провинции, решил наладить связи с португальскими поселениями в бухте Делагоа, где сегодня находится столица Мозамбика— Мапуту. В 1807 году группа всадников под началом военного хирурга Роберта Коуэна на двух фургонах в сопровождении слуг готтентотов и гриква капского полка под командованием капитана Донована и носильщиков пошли на север через земли бечуанов по цепочке миссионерских станций.
Они растворились в неведомой дымке и больше о них в Кейптауне ничего не слышали!
Что же происходило в тех далеких землях?
Сделаем необходимое отступление, прежде чем последует продолжение этой удивительной и полной загадок истории.
Территория Южной Африки — продолжение великой африканской платформы, которая к северу простирается до Сахары. Многочисленные реки миллионами лет пробивали себе глубокие ущелья среди скал, а горы создавали непреодолимые барьеры для странствий африканцев. Драконовые горы, высокие на севере, постепенно понижаются к югу, уступая место холмистой саванне. С гор стекают в океан многие большие и малые реки, служившие естественными границами различным племенам.
Этот район стал как бы природным тиглем, где формировались различные этнические группы, их культура и быт.
Дальше на север плато переходит в огромную прибрежную равнину Южного Мозамбика и трансваальского вельда. В однообразной саванне выделяются плоские холмы — «копиес», вокруг которых и разворачивались главные события южноафриканской истории.
Геологические особенности района по-своему влияют на климат. В холодный период ветры с океана приносят дожди, которые ускоряют рост трав сначала на прибрежных долинах, а затем и в глубине континента, но постепенно сходят на нет по мере приближения к знойным песчаным и каменистым «морям» Калахари. Такой режим создал здесь благоприятный «средиземноморский» климат, настоящий рай для скотоводов — без мухи цеце, малярийных комаров и прочих паразитов, столь распространенных дальше на север, за непреодолимыми водными преградами — реками Лимпопо и Замбези…
В соответствии с режимом дождей самая густая растительность в бушвельде на восточном побережье постепенно уменьшается на внутренних плато и вовсе сходит на нет в землях бечуанов, ближе к Калахари. Но хотя земли эти весьма плодородны, длительные засухи могут свести на нет усилия людей на очень долгое время.
Такова географическая картина того региона, где будут разворачиваться последующие события нашего повествования. Куда сложнее и запутаннее картина этническая.
Южные банту, которые сегодня населяют большую часть Зимбабве, отдельные провинции Мозамбика и ЮАР, принадлежат к большой семье народов, которые в свое время распространились из одного центра — вероятно, из области реки Кросс, и постепенно освоили большую часть Африки к югу от Сахары по линии Бенин — Сомали. Эта гипотеза покоится главным образом на лингвистических данных. Во время странствий южные банту в значительной мере смешались с более ранними жителями, известными исследователям по каменным орудиям, наскальным рисункам и характерным щелкающим звукам в языке. В Восточной и Южной Африке то были главным образом охотники и собиратели бушменской группы, а в Конго аборигенную группу составляли пигмеи. Кроме того, в Восточной Африке банту вошли в соприкосновение с нилотскими племенами и арабами, что тоже нашло отражение в их культуре и языке.
За века банту разделились на многочисленные группы с сильно различавшимися языками и культурой. Некоторым удалось создать мощные государственные образования и политические системы — вспомним, например, Мвене Мутапу, правителя, при котором были воздвигнуты каменные шедевры Зимбабве. Другие сохранили патриархальный деревенский уклад.
Две черты отличают южных банту от их северных соседей — центральных банту. У первых наследование власти шло от отца к сыну, то есть было патрилинейным, а у последних — от брата матери к сыну сестры. И второе — южные банту преимущественно скотоводы, а центральные предпочитают земледелие.
В Южной Африке банту сравнительно недавние пришельцы, и хотя ученые оспаривают сроки их появления, случилось это не ранее XII века. Арабский историк аль-Масуди писал в 943 году, что Совала была границей поселения зинджей. Дальше к югу жили вак-вак, у которых не было скота и которые ходили голыми, и язык их изобиловал свистящими звуками… Скорее всего, то были бушмены, которые к XVIII веку широко распространились по Южной Африке.
Чаще всего пришельцы-банту изгоняли аборигенов с исконных мест и постепенно смешивались с ними, если отношения были добрыми, и тогда банту заимствовали некоторые элементы их языков в своей речи. Иногда целые группы бушменов жили среди банту, как это до сих пор можно видеть у бечуанов (тсвана).
Границы экспансии банту строго определялись географическими факторами. Прибрежный «коридор», вытянувшийся вдоль восточного побережья Индийского океана от Наталя до границ Капской колонии, стал «домом» для множества племен, относящихся к языковой группе нгуни. Все они говорили на диалектах одного и того же языка; имелись лишь расхождения между северными и южными соседями. Нгуни зашли дальше всех банту и потому сильнее испытали на себе влияние прежнего населения — койсанских племен. По культуре различные группы нгуни вообще очень близки. Сколько было племен — сказать трудно, так как списки их составлялись уже при англичанах, когда племенная структура была сильно деформирована. Чаще всего называют число 94.
