– Очень даже может… лет-то ей сколько было? Восемьдесят два! В этом возрасте ничего удивительного!
– И похоронили уже?
– Конечно! – Племянница покойной разглядела в лице Алисы искреннее горе и спросила мягко: – А вы кто?
– Я Алиса Окунева! – ответила Алиса. – Мы с Натальей Юрьевной были знакомы по театру…
– Ах, вы Алиса? – повторила племянница. – Тетя для вас кое-что оставила…
– Мне ничего не нужно! – растерялась Алиса.
– Да вы не думайте… это на память. Тетя хотела, чтобы это было у вас.
С этими словами женщина ушла в ту самую комнату, где Наталья Юрьевна много раз принимала Алису, сидя в глубоком старинном кресле с львиными лапами. Она отсутствовала не больше минуты и вернулась, держа в руках шкатулку.
Шкатулка была обычная, недорогая, украшенная ракушками. Такие прежде привозили на память из приморских городов, чтобы хранить в них письма и фотографии.
– Вот, это Наталья Юрьевна хотела оставить вам!
Алиса не помнила, как вернулась домой. Она помнила только ощущение невосполнимой потери, такое чувство, как будто она утратила часть самой себя. И еще – мучительный стыд. Она думала только о себе, о своих собственных проблемах, о собственных неприятностях, а совсем рядом умирала чудесная женщина, которой она, Алиса, многим обязана… и она за все это время даже не вспомнила о Наталье Юрьевне! Не навестила ее, не простилась…
Алиса вошла в квартиру, прошла на кухню, поставила шкатулку на стол, включила чайник и только тогда открыла подарок покойной.
Сверху лежали фотографии – давние, черно-белые снимки. Юная девушка с одухотворенным, взволнованным лицом. Вот она в роли Джульетты, потом – безумной Офелии, в белой развевающейся сорочке, с венком полевых цветов на голове. Алиса с трудом узнала Наталью Юрьевну и мимоходом подумала, что та в молодости вовсе не была красива. В ней, конечно, был особый шарм, своеобразие, выразительность, но лицо скорее неправильное, тяжеловатый подбородок, нос длинноват… а ведь о ней говорили, что она имела огромный успех не только у зрителей, но и у мужчин, за ней ухаживали знаменитые актеры, режиссеры, драматурги… значит, главное – не внешняя красота, а внутренняя сущность, не красивая лампа, а горящий внутри ее огонь!
Алиса перебирала фотографии.
Вот Наталья Юрьевна в роли Нины Заречной, в роли Корделии, Дездемоны, потом – Настасьи Филипповны из «Идиота», Клеопатры… а вот – уже в образе Раневской из «Вишневого сада», Вассы Железновой, Гертруды из «Гамлета» и, наконец, старой графини из «Пиковой дамы»…
Вся жизнь актрисы вместилась в два десятка ролей, в два десятка выцветших фотографий. Алиса почувствовала щемящую боль, горечь, но не поддалась им и продолжила перебирать содержимое шкатулки.
Ниже, под снимками, она нашла пачку театральных программок. Разноцветные буклеты, названия классических и современных пьес, имена знаменитых режиссеров и актеров, тех, с кем судьба столкнула Наталью Юрьевну.
И ее имя в разделе «Действующие лица и исполнители». Снова – те же роли, те же образы, что на фотографиях.
Н. Ю. Сереброва – в роли леди Макбет… в роли королевы Гертруды…
Как все же коротка человеческая жизнь!
Еще дальше лежали письма. Вложенные в конверты и без них, пожелтевшие от времени, подписанные именами с инициалами…
Алиса начала читать одно письмо:
«Ната, любимая, бесконечно вспоминаю нашу последнюю встречу, твои глаза, твои тонкие пальцы, звук твоего голоса…»
Она увидела внизу письма подпись знаменитого режиссера – и смущенно отложила письмо: нет, она не имеет права читать это, это – слишком личное, слишком интимное… сама она не захотела бы, чтобы кто-нибудь после ее смерти читал ее личные письма.
В самом низу шкатулки лежали пустой старинный флакончик голубого хрусталя из-под французских духов «Фиалки Коти», выточенная из слоновой кости шахматная фигурка, маленький бронзовый ключик с фигурной бородкой, замшевый мешочек с каким-то украшением. Маленькие, ничего не стоящие вещицы, сувениры, оставшиеся от давней любви, воспоминания молодости…
Алиса открыла хрустальный флакончик, поднесла его к лицу. В нем еще сохранился тонкий, волнующий аромат, аромат давно прошедшего времени. Она представила, как Наталья Юрьевна нюхала этот флакончик и вспоминала, вспоминала…
Закрыв флакон, Алиса взяла в руки ключик.
Что он закрывал? Какую дверцу? Какой ларец? Кто знает!
А шахматная фигурка? Что значила она для старой актрисы? О чем ей напоминала?
Последнее, что лежало на дне шкатулки, – замшевый мешочек.
Алиса развязала его, вытряхнула содержимое на ладонь.
Это был овальный камень, кулон в тонкой золотистой оправе. Темно-красный, как закатное небо над морем, как отсветы далекого пожара в ночной степи, полупрозрачный. В багряной глубине мерцали тусклые искры, как далекие ночные звезды.
Алиса замерла, восхищенно разглядывая камень.
Может быть, это дорогое старинное украшение, большая ценность, и она должна вернуть этот кулон наследникам Натальи Юрьевны?
Впрочем, сама актриса распорядилась, чтобы шкатулку отдали ей вместе со всем содержимым. Значит, этот камень она предназначала именно ей, Алисе. Скорее всего, камень не представляет собой большой материальной ценности, он был ценен для Натальи Юрьевны как еще один сувенир, еще одно напоминание о старой, утраченной любви, о каком-то важном эпизоде ее жизни…
Алиса в неожиданном порыве сняла со своей шеи тонкую золотую цепочку, которую не успела еще сдать в ломбард, продела ее в кольцо на оправе кулона и снова надела на шею. Камень как нельзя лучше подошел к цепочке. Алиса встала, взглянула в зеркало…
И почувствовала вдруг, как изменилась. Теперь из зеркала смотрела на нее не забитая, униженная, усталая женщина, а совсем другая – красивая, уверенная в себе. Волосы струились черной волной, глаза излучали таинственный блеск.
Алиса усмехнулась – это зеркало в свое время она выбрала удачно, оно всегда польстит.
Тем не менее кулон прекрасно смотрелся у нее на шее.
Ну что ж, она будет носить его в память о своей покойной подруге, о замечательной женщине и прекрасной актрисе…
* * *
Только под утро во дворце Клеопатры наступила тишина. Только под утро затихли звуки пира и последние гуляки разошлись по своим покоям. Скоро уже начнется новый день, поднимутся слуги, чтобы растопить кухонные печи, принести воду, скоро кухонные прислужники отправятся на рынок за свежей снедью. Скоро дворец заживет своей обычной жизнью – праздной и праздничной, суетной и нарядной.
Это будет совсем скоро, но пока во дворце царицы удивительно тихо, как бывает тихо на поле боя за полчаса до начала кровопролитного сражения.
Но в этот предутренний час не все спали во дворце.
