Четыре дня Мулагеш проводит в гавани, наблюдая за работой служащих ЮДК. Сначала это было просто праздное времяпровождение, чтобы убить время, плюс она хотела увидеть, как Сигню и сотрудники безопасности отреагировали на сообщение о возможной угрозе подрыва. Но чем больше она смотрит, тем более убеждается, что она такое уже видела – на боевой подготовке, когда командир неравномерно распределил силы.
Она тут же распознала наиболее уязвимые точки: это ангар с топливом, который приводит в движение всю стройку; плюс еще три сборочных цеха, куда то и дело с утра до поздней ночи кто-то заезжает: грузовики, погрузчики и так далее. Что там производится, она не знает – что-то для кранов и кораблей, наверное, – но если случится диверсия, стройка если не встанет совсем, то уж точно не сможет работать в прежнем темпе.
Однако около этих объектов она видит всего лишь несколько новых охранников. Их только четверо или пятеро: трое стоят у ворот и еще двое досматривают технику. Это вообще несерьезно.
Охранники сосредоточены в основном у испытательно-сборочного цеха, который находится с другой стороны гавани, вдали от собственно стройки. Мулагеш проводит два дня, с утра до вечера наблюдая за тем, как дюжина новых охранников – все бандитского вида дрейлинги с винташами на плече – занимают места вдоль рельсов, которые ведут в цех. С ними постоянно находится зам по безопасности Сигню – Лем злобно посматривает по сторонам, не убирая руку от оружия.
Вечером пятого дня, перед тем как отправиться на встречу с предводителями племен вместе с Бисвалом, Мулагеш проникает на стройку и прячется там среди сложенных поддонов. Работники ЮДК видели ее вместе с Сигню, так что большинство спокойно переносит ее присутствие. Однако одно дело – быть вместе с инженером и другое – следить за дверью в цех из прижатой к глазу подзорной трубы.
Проходит несколько часов. Ничего нового. А тут появляется Сигню с планшетом в руке. Лем тут же выступает ей навстречу. Они перекидываются парой слов. Сигню нервным жестом отбрасывает сигарету, останавливается перед дверью и что-то просматривает на планшете. Какая бледная и осунувшаяся, словно отравилась чем…
Да нет. Она… встревожена. Да что там – она в ужасе…
Сигню разворачивается и кивает охраннику, стоящему у двери в сборочный цех. Тот быстро отдает ей честь – как интересно-то, ведь это же гражданский объект – и на что-то нажимает в своей будке.
В двери, должно быть, какой-то механизм – она медленно открывается. Похоже на дверь в банковское хранилище… А за порогом ее…
Вторая дверь. Очень похожая на первую.
Сигню заходит внутрь и смотрит, как медленно-медленно закрывается первая дверь. И только когда та уже почти захлопнулась, она разворачивается, чтобы открыть вторую.
Да уж, похоже, эти ребята вообще не хотят никому показывать, что там у них внутри.
Первая дверь прихлопывается с гулким звуком.
Испытательно-сборочный цех – как же, не смешите меня.
7. Из глубин
Сколько нам приходится жертвовать и убивать ради мечты! Но мы забываем: очнувшись от золотых снов, мы найдем лишь пыль и пепел…
Мы глупцы, ибо только глупец думает, что можно отправиться на войну, а любимых людей оставить дома.
Если бы я знала, какое горе ожидает меня, я бы делала игрушки, а не то, что делаю сейчас.
Валлайша Тинадеши на похоронах своего четырехлетнего сына, Жугостан, 1659 г.
В белом замке богиня открывает глаза.
Она знает, что увидит. Глазам ее предстанут огромные пустые белые залы, бесконечные ряды белых колонн и бесконечные извивы белых лестниц. Она знает, что увидит, как холодный лунный свет льется в окна. Она знает, что, если подойдет к окну, увидит бесконечно длинные пляжи, огромные белые статуи, услышит медленное бормотание морских волн.
Она знает, что увидит, – ведь она извечно, с начала времен, пребывала в этом дворце.
Она встряхивается, и кольчуга тихо позвякивает.
Но это же неправда. Она не всегда была здесь. Разве она не помнит?
И она идет по белым залам, металл ее сапог звякает о плиты пола. Она идет уже несколько часов, а возможно, и дней – трудно припомнить. Она никого не видит, никого не слышит. Она здесь одна. В этом огромном дворце больше никого нет.
Во дворце она одна, а вот там, снаружи, – о, там много всего.
Даже в самых глубинах дворца она слышит их мысли. Они кувыркаются у нее в голове, эти отчаянные желания и жалобные просьбы, они умоляют ее прислушаться, что-то сделать. Она пытается закрыть от них слух, изгнать из разума, но они так много говорят, и их столько…
Они призывают ее: «Матерь наша, Матерь наша, дай нам обетованное, утоли наши печали, дай нам то, за что мы сражались и умирали…»
Оказывается, она идет вверх по лестнице, возможно, чтобы отделаться, спрятаться от них, – она точно не знает. Она многого не знает сейчас. Остались лишь слабые воспоминания о прежней жизни, и ей известно, что она сама избрала находиться здесь, но вспоминать так трудно, так нелегко.
Она подходит к окну и смотрит. Она стоит на высоком месте, возможно в нескольких сотнях футов от земли, и смотрит на фарфорово-белые башни у себя под ногами. Эти башни посверкивают, они живые, подобно морским губкам или кораллам. Статуи тревожат ее, они стоят между башнями и ходят по улицам – массивные фигуры, лишь отчасти напоминающие людей. Они все застыли в грозных позах – кто-то занес меч, кто-то размахнулся копьем.
Но не они тревожат ее больше всего. Потому что там, далеко внизу, на берегах этого острова, вдоль бесчисленных каналов и улиц собираются…
Чудовища. Мерзкие твари. Высокие, жуткие, блестящие существа с грубыми чертами пустых лиц, а на спинах и плечах торчат клыки и рога.
Их мысли рвутся в ее разум. Подобно урагану, сносящему дома:
«Матерь наша, матерь! Пожалуйста, отпусти нас! Подай нам обещанное!»
Она закрывает глаза и отворачивается. Какая-то часть ее знает, что некогда они были людьми, а в чудищ превратились потому, что она этого попросила. Но она ли просила их об этом? Она не помнит…
Она поднимается по лестнице в тронную залу. Огромный, отвратительного вида красный трон ожидает ее. Если она сядет на него, то сумеет собрать себя в единое целое…
Трон не твой, напоминает она себе, на самом деле – нет. И все же какая-то ее часть сомневается в этом.
Однако вблизи трона она чувствует себя сильнее, и это помогает вспомнить – вспомнить нечто странное, что предстало ее глазам недавно. Она подошла к окну в другой мир, и в окне были люди. Они не знали, что она здесь, что она прислушивается и слышит, как они разговаривают о шахте, которую заложили, о глубокой дыре в земле… И тут ее охватывает гнев – как они посмели? Вот что они делают, хотя сами не знают, что творят?
