– Что он сказал, Лалит?
– Он что-то спросил у меня – спросил: я – это он? Он спросил, являюсь ли я… этой вещью. Вещью, которую держу в руке. А может, он спросил, является ли он частью меня. Или я – частью него. Я не очень понял. Не знал, что ответить. Что это, Турин? Что ты нашла, скажи.
– Что бы ни нашла – это не твое. Отдай его мне. Немедленно. И я уйду с миром.
– А если я позову стражу?
– Я знаю, что тут никого нет. Ты здесь один.
Он задумывается:
– Нет, – наконец отвечает он. – Нет, я тебе его не отдам.
Она поднимает пистолет, целясь в него.
– Я не шучу, Лалит. У меня нет на это времени – корабли уже на подходе.
– Я тебя знаю, Турин, – говорит он. – Убить своего командира… от этого ты никогда не оправишься.
– Это не первый раз, когда мне придется убить товарища по оружию, – мягко говорит она.
– Понятно. Но я все равно его тебе не отдам. Или ты думала, что я не готов умереть за это?
– Вместе со всеми своими солдатами?
– Я абсолютно уверен, – бесстрастно говорит он, – в нашей безоговорочной победе. Мы солдаты Сайпура. Мы не проиграли ни одной войны.
– Ты сошел с ума.
Пистолет дрожит в ее руке.
– Ты из-за этого приказал убить Сигню?
– Харквальдссон? Это был несчастный случай. Сопутствующие потери.
– У тебя их в последнее время слишком много, не находишь? – Мулагеш тяжело дышит. – Она была моей подругой.
– Она была дрейлингкой. И получила воспитание во вражеской стране. И ты, и она своими действиями нарушили приказ, отданный местными сайпурскими властями. Но я пытаюсь служить высшему благу.
– Твое высшее благо подразумевает смерть слишком многих невинных людей, Лалит, – говорит Мулагеш. – Отдай мне меч, иначе, клянусь, я тебя пристрелю.
– Меч? – он смотрит на клинок. – Это меч? На миг, пока он лежал у меня в кармане, я почему-то подумал, что это человеческая рука… А когда я взял его, то посмотрел на мир и увидел море огня и тысячи знамен, развевающихся на ветру… – Бисвал смотрит на нее. – Это же не просто меч, правда? Он сильнее тех мечей, что делала Рада. Что же это?
– Я дам тебе последний шанс.
– А давай сделаем вот что, – неожиданно воодушевляется Бисвал. Он запихивает меч обратно под плащ. – Я помню, как ты тренировалась и никто не мог победить тебя в поединке на мечах. Вы бились на деревянных мечах, и мне сразу становилось ясно, чем кончится очередная дуэль – твой противник будет двигаться слишком медленно и выйдет из схватки, весь покрытый синяками. Я это хорошо помню.
Он подходит к одной из стоек и выбирает меч – видимо, грубой работы, тот, что не активировался, – потому что в Бисвала никто не вселяется.
Удачно вышло. Для него – и для Мулагеш.
– Я, естественно, никогда с тобой не сходился. Это было бы неприлично для офицера в моем звании. Но мне очень хотелось. Очень хотелось испытать свою выносливость в поединке с лучшим солдатом под моим командованием… Мы с тобой, Турин, не можем без боя, и надо же – сейчас случится самая великая битва в нашей с тобой жизни. И мне кажется логичным, чтобы мы сошлись с тобой в поединке за обладание этой штукой, этим странным шепчущим пустяком.
Мулагеш держит его на прицеле и молчит.
Он улыбается и взмахивает мечом.
– А что, Рада знала свое дело. Интересно, этой штукой можно порезаться? – Улыбка его становится не такой веселой. – И будешь ли ты достойным противником, ведь у тебя всего одна рука? – Бисвал идет к другой стене комнаты и пинком сдвигает кушетку, чтобы очистить место для поединка. Потом снова оборачивается к Мулагеш. Глаза его странно поблескивают. – Ну давай же. Испытай себя. Пусть воинское искусство нас рассудит. Кто из нас праведен? Решай.
Мулагеш нажимает на спусковой крючок.
Пуля пробивает Бисвалу грудь и в мелкие осколки расшибает окно за его спиной. В комнату врывается холодный морозный ветер.
Бисвал изумленно смотрит на свою грудь. Из раны течет кровь, заливая пол у его ног.
Он поднимает на нее неверящий злой взгляд:
– Поверить не могу… ты… ты…
Она стреляет снова. И снова попадает ему в грудь. Он смаргивает широко раскрытыми глазами, клинок выпадает из руки и с лязгом валится на пол. Бисвал делает шаг вперед, а потом падает, рука его скребется, чтобы добраться до меча, но тот лежит слишком далеко.
Мулагеш медленно подходит, все так же держа его на прицеле.
– Ты выстрелила в меня, – тихо говорит он. – Поверить не могу, ты – выстрелила…
– Я не такая, как ты, Лалит, – отзывается она. Вкладывая в кобуру пистолет, она нагибается и запускает руку ему под плащ. – Ты всегда думал, что война – такое грандиозное театральное представление. А для меня война – когда люди просто убивают друг друга. И это самое отвратительное, что может сделать человек. – Она вынимает меч Вуртьи. Он весь покрыт кровью Бисвала. – А потому хочешь убить – не делай из этого шоу.
Он неверяще смотрит на нее. Потом выдыхает:
– Я… я же не умру? Я не могу. Я просто не могу…
Мулагеш смотрит на него.
– Я не должен был умереть так… – тихо говорит он. – Я должен был… умереть как герой. Я должен был умереть по-другому, судьба должна была дать мне смерть получше этой…
– Не бывает хорошей смерти, Лалит, – говорит она. – Это просто скучная и глупая штука, которая рано или поздно приключается с каждым из нас. Какой у нее может быть смысл? Никакого. Нет проку искать смысл у тени.
Дрожащее лицо Бисвала искажает гримаса ярости.
– Я надеюсь, что есть жизнь после смерти, – прерывающимся голосом говорит он. – Я надеюсь, что ад существует. И я надеюсь, что ты скоро в него попадешь, Турин Мулагеш.
Голова его запрокидывается – шея больше не может поддерживать ее вес.
– Я знаю, что есть ад, ибо живу в нем, Лалит, – тихо говорит она. – С самого Похода.
Она не знает, когда точно он умер. Похоже, ему отказывает зрение, затем, наверное, он теряет сознание от потери крови, но он все еще жив… а потом…
Ничего.
От двери доносится щелканье. Она отворяется, за ней на коленях стоит Сигруд с отмычками в руке.
Он смотрит на нее, потом на труп Бисвала.
– Успешно все прошло?
Мулагеш выходит из комнаты, не оглядываясь.
– Отведи меня на берег.
* * *
Капитан Сакти бежит вверх по ступеням юго-западной сторожевой башни, в груди у него все горит, а воздух, вырывающийся из легких, обжигающе горяч. Он слышит, что происходит во дворах крепости: туда мчатся солдаты, чтобы вооружиться на случай возможного вторжения.
