— Вот видите, товарищ полковник, вы знаете об этом гораздо больше меня. Мне никаких подробностей полковник Альтшулер не сообщил. Более того, он даже, как мне показалось, сильно сомневается, что врачи сумеют помочь его племяннику. Пытался меня уверить, что у Владимира не было никаких предварительных отклонений в поведении. И, дескать, врачи говорили ему, что не может так вот сразу возникнуть буйное помешательство. Рассказал, что у старшего лейтенанта взяли кровь на анализ и ничего в крови не обнаружили. Но он настоял, чтобы повторный анализ отправили в Москву, где есть более опытные специалисты, где базы данных более обширные. И никаких следов от инъекции у старлея не нашли.
— Ты же, кажется, поставил ему укол в мягкие ткани стопы…
— Так точно.
Я не смог вспомнить, несмотря на свою хорошую память, что сообщал об этом Самохину. Помнил только, что говорил об этом Тамаре. Значит, только она могла сообщить это полковнику. Выходит, Тамара поддерживает с Самохиным постоянную связь и является моим «контролером». Мне это, естественно, понравиться не могло. Я прекрасно знаю, что такое «контролер», который обязан в критической ситуации ликвидировать проколовшегося агента. Естественно, я не верил, что Тамара сможет когда-нибудь меня ликвидировать, даже если получит такой приказ. Тем не менее мне придется постоянно быть настороже и не рассказывать ей все. Особенно если я не желаю, чтобы «господин Генералов» знал о чем-то конкретном. При этом я допускал и возможность собственной ошибки. Мог я как-то между делом сообщить Самохину, куда ставил укол. Не потому, что у меня плохая память, а потому, что я не всегда контролирую то, что говорю. Как и сам полковник, который, если все же я не говорил ему этого, прокололся и сдал Тамару. Только одной нечаянной фразой сдал. Для офицера разведки его уровня это непростительная оплошность. Я отогнал эти мысли и поспешил перевести разговор на другую тему:
— А в Москве, товарищ полковник, по анализу крови смогут что-то определить?
— Едва ли… Ты же знаешь, что препарат обычно вносится в пищу. А шприц-тюбик, что ты использовал, — он из опытной партии, которая разрабатывалась в секретной лаборатории, кстати, ФСБ. Потом часть опытной партии попала в спецназ ГРУ, откуда несколько шприц-тюбиков угодили в руки к нам. Анализ из областного психодиспансера попадет, я думаю, не в лабораторию ФСБ, а в какой-нибудь научный институт, который с препаратом никогда не встречался. И там тоже ничего найти не смогут. Но твое беспокойство имеет под собой основание. Нам нельзя пускать это дело на самотек. Я сейчас же созвонюсь с ответственными людьми в Москве, и они все сделают так, как надо нам. Еще что-то интересное узнал?
— Группе ЦСН на кой-то ляд понадобились патроны СП-4. По обойме на каждого бойца. Я не слишком хорошо понимаю, как они планируют их применять. Это же пистолетный патрон.
— Я тоже не очень понимаю. Но мы разберемся. У тебя, кстати, какие планы на сегодняшний день?
— Думаю домой отправиться, чтобы реально помочь жене с огородом. Кто, кроме меня, нарубит в лесу еловые лапки и принесет ей? Это чисто мужская работа. Если что-то потребуется, звоните. Я при необходимости за полтора часа до города доберусь.
— Годится, я думал изначально взять тебя посмотреть момент освобождения Балаклавского из «зоны». Там что-то обязательно произойдет. Но, если ты не горишь желанием, мы сами посмотрим. Камеры мы установили еще ночью. Наблюдать будем с комфортом, издалека, за чашечкой кофе. И проведем видеозапись, чтобы потом определить действующих лиц, которые по приказу ФСБ присваивают себе функции суда. Ладно, не буду тебе, Виктор Вячеславович, мешать к зиме готовиться. Зиму в нынешнем году обещают морозную. Понадобишься — я позвоню. Не забывай трубку дома, когда уходишь. Конец связи…
В этот раз он отключился от разговора правильно, без желания оставить меня с чувством вины неизвестно за что…
Мне в самом деле требовалось нарубить еловых лапок на грядку. Но это вопрос получаса — сорока минут, от силы. А о главной задаче, которую себе поставил, я ничего Самохину, естественно, не сказал. Но для выполнения этой задачи мне требовалось заехать в магазин стройматериалов. В тот большой магазин, куда мы ездили с Тамарой, я ехать не хотел. Там громадная парковка и множество машин. А где множество машин, там всегда и много любителей поживиться чужим транспортом. Надо будет поставить на «Камаро» какую-нибудь «секретку». Если машину угонят, то на «Волге» я не смогу так быстро добираться до работы, выезжать придется на час раньше. И хотя я не страдаю хроническим невысыпанием, все же лишнюю нагрузку не имею привычки считать полезной. Да и привык я уже к «Камаро» — к хорошему быстро привыкаешь. Кроме того, от езды на «Волге» я, случается, устаю. «Камаро» в этом отношении — машина легкая и прекрасно управляемая, за рулем которой усталость начинаешь чувствовать только тогда, когда ягодицы себе отсидишь, но я на сверхдальние расстояния на этом автомобиле еще не ездил, следовательно, еще не успел от него устать. Хотя, если подумать, кто может мою машину угнать? С какой целью? Если и есть другие такие в городе, то их всего-то несколько, по крайней мере, я еще ни разу не встречал. Машина слишком заметная, и при своевременном обращении в ГИБДД ее найдут быстро. Если только она, конечно, не будет разобрана на запчасти или не будет загружена в какую-нибудь фуру и ее быстро вывезут под видом другого груза на Северный Кавказ, где угнанные престижные машины пользуются спросом. Вот потому я и предпочитаю не рисковать и не оставлять свою машину без присмотра надолго. В каком-нибудь маленьком магазине можно без труда встать под окнами, через которое машину всегда видно, да и очередей там обычно не бывает. Я помнил, что такой магазин стройматериалов как раз по дороге домой, почти на выезде из города, и направился сразу туда. Там я купил мешок цемента и два десятка кирпичей. Мне настойчиво пытались всунуть целый поддон, но я, хотя деньги у меня были, все же настоял на своем и купил всего два десятка. Для меня в этом деле было главным, что кирпичи подходили по цвету. Еще я приобрел необходимый мне электроинструмент — мощную «болгарку»
[12] с десятком запасных дисков к ней и такой же мощный перфоратор с запасным зубилом. Мешок, коробки с инструментами и кирпичи грузчик магазина удачно расположил в моем багажнике. При этом старался разложить кирпичи так, чтобы они не нарушали центр тяжести. А ради соблюдения чистоты в машине принес со склада большие листы картона и целлофана от какой-то упаковки товара. Сам все это обрезал, уложил на пол багажника, при этом отказался от тысячи, которую я пытался всунуть ему в руку за работу.
— Приезжайте к нам еще… — пригласил грузчик.
Если бы во всех магазинах так к покупателям относились, я бы лично из магазинов не вылазил, пока деньги позволяют что-то покупать. Такое отношение к своей работе всегда приятно наблюдать. Я сразу задумался о своей работе. Ведь я тоже работал на совесть и вполне ответственно в те времена, когда служил в армии. Сначала на командных должностях, потом на штабных. Хотя я был всегда строг с солдатами и требователен по отношению к ним, но при этом был с ними и улыбчив, следовательно, являлся доступным командиром сначала взвода в разведроте, потом и командиром всей разведроты. И солдаты мне доверяли, об этом я могу говорить уверенно. Потому что даже во времена, когда я перешел на штабную работу и возглавил отдел испытания перспективных видов вооружения и обмундирования, бойцы, особенно срочники, хотя иногда и контрактники, по старой памяти приходили ко мне посоветоваться в какой-то сложной для себя ситуации. Значит, я был хорошим командиром.
