Не два, а целых четыре дня она томилась и переживала. Потом ее вызвала к себе директриса и огорошила:
— Дмитрий Николаевич забирает тебя. Решит все бумажные дела и приедет за тобой. Поздравляю!
Она шла по пустому коридору (все были на занятиях), прокручивала раз за разом в уме слова директрисы и никак не могла в них поверить. Отец забирает ее к себе! Это же немыслимо! Невероятно! Она вдруг бухнулась у стены на корточки и расплакалась. Зажимала рот ладонями, а слезы текли и текли. Ну тогда ее хоть никто не застал плачущей. А вот на другой день, когда увидала ролик в ютубе, она разревелась при всех. Пацаны смеялись над ней, но не зло. Просто не знали, как еще реагировать. Девчонки утешали, шипели на пацанов, мечтательно вздыхали и фантазировали вслух о ее будущей жизни.
— Ты только нас не забывай! — просили.
* * *
В тот день, когда за ней должен был приехать отец (накануне директрисе позвонили, и та торжественно передала счастливую весть), Алена места себе не находила: с самого утра металась бесцельно, то и дело смотрела на часы, не могла усидеть и пяти минут. Не пошла на обед: вдруг именно в этот момент он приедет. Часов с двух не отлипала от окна. Пацаны потешались: «Передумал!» А она и сама этого боялась, потому что знала — не переживет. Хотя переживет, конечно, но вопрос в том — как.
Когда Алена совсем отчаялась и теперь уже без всякой надежды взирала сквозь оконное стекло на темнеющий двор, глотая слезы, по коридору, как залп фейерверка, как победный клич, прокатилось:
— Аленка! Рубцова! Приехали! За тобой приехали!
Вытирая мокрые щеки рукавом, она припустила со всех ног на лестницу.
— Куда ты? А вещи!
От волнения она позабыла про сумки, которые собрала еще вчера вечером. Это-то ладно, но она едва не умчалась, даже не попрощавшись. Хорошо, вовремя опомнилась.
Девчонки вызвались проводить, помочь с сумками, но сами явно сгорали от любопытства. Однако в припаркованной черной машине, сразу видно — очень дорогой, хотя Алена и не разбиралась в автомобилях, ее ждал вовсе не отец, а незнакомый мужчина.
— А где… — Она растерялась. Сказать «папа» язык не поворачивался, а называть его Дмитрием Николаевичем тоже не хотелось. Но мужчина понял и без уточнений.
— Дома ждет, — ответил коротко и открыл багажник.
Алена слегка расстроилась: она-то ждала, что отец сам за ней приедет, сто раз в уме рисовала эту их встречу, мечтала, что и ему не терпится… А с другой стороны, он ведь такой занятой человек, столько у него важных дел. И вообще, ей же сказали — дома ждет. Вот что главное — ждет…
Только тронулись — водитель сразу отзвонился, отчитался. Значит, отец действительно ее ждет! Сердце лихорадочно забилось в предвкушении. Алене до сих пор никак не верилось, что у нее теперь будут настоящая семья, дом, отец и два брата. Последнее она выяснила в Интернете и даже фотографии их нашла. Один, помладше, чудо как хорош! Такой славный, милый — ангелочек просто. Девчонки сразу подметили сходство между ним и Аленой. Глаза, сказали, у вас одинаковые. А второй… Он был совсем другой. Красивый, конечно, даже очень. Алена таких красивых вживую и не встречала. Только в кино, в журналах. Правда, девчонки с уверенностью заявили, что его отфотошопили. Может, и так. Но ведь из Квазимодо Аполлона не слепишь. А главное, даже не сама по себе внешность так цепляла. Было в нем что-то невыразимое, западающее в душу. Может, взгляд? На всех фотографиях, даже там, где он улыбался, глаза его оставались полны острого, болезненного отчаяния и обреченности, но не глухой и мрачной, а какой-то сумасбродной, беспечно-фатальной. Откуда такое у парня, которому с детства все дается на блюдечке? И на лице вон явственная печать дерзости, непримиримости, даже нет — стремления делать все наперекор, невзирая ни на какие последствия. Такая адская смесь всегда либо притягивает, либо отталкивает, но не оставляет равнодушным, каким-то неведомым образом задевая за живое.
Девчонки вздыхали: «Красавчик! Познакомишь потом?»
Даже одна из воспитательниц, застав их за просмотром его Инстаграма, сначала разворчалась, мол, хватит залипать у ноутбука, но потом и сама засмотрелась. «До чего же он на Джеймса Дина похож! Что? Не знаете такого? Эх, молодежь… Американский актер, умер давно», — заявила со знанием дела. Они же проверили, погуглили, нашли. Похож?! Да это практически одно лицо!
«Хорошо устроилась, Рубцова, — шутили девчонки, — отец — губернатор, брат — копия голливудского актера».
Вот только с мачехой Алена встречаться боялась. Понимала ведь, что та вряд ли ей обрадуется.
«Ничего, — думала она. — Я буду послушной, буду помогать ей по дому: готовить, стирать, убирать, гладить. Я же все умею…»
* * *
Дом отца ее потряс. Алена, конечно, догадывалась, что отец вряд ли ютится в скромной квартирке, но увидеть дворец, сияющий огнями, она никак не ожидала. Отчего-то вдруг мучительно остро, до дрожи захотелось вернуться в детдом, только бы не подниматься по этой широкой мраморной лестнице, не переступать порог этого дома, рядом с которым она чувствовала себя чужой, ненужной, убогой. Но водитель, подхватив сумки, повел Алену вперед.
«Он мой родной отец. Он сам захотел, чтобы я приехала. Он меня ждет», — внушала себе она, пытаясь если не выглядеть уверенной, то хотя бы так уж явно не трястись от страха.
Вроде и полегчало, но, как только водитель позвонил и в глубине дома прокатился мелодичный перезвон, ее накрыла новая волна паники. И, возможно, она бы даже сбежала — был такой порыв, но вскоре щелкнули замки, лязгнули засовы и массивные двери распахнулись.
На пороге стояла женщина лет сорока пяти, уютно-пухлая, румяная, улыбчивая, в темно-синем платье и белоснежном переднике.
«Зря я ее боялась, — выдохнула Алена с облегчением. — Очень даже милая женщина. И такая приветливая… Но где же папа?»
— Проходите, проходите, вас уже заждались.
Водитель составил сумки в холле и, не говоря ни слова, вышел.
— Здравствуйте, Жанна Валерьевна, — улыбнулась Алена, чувствуя себя неловко, несмотря на радушие и многообещающее «заждались».
— Ой, милочка, какая же я Жанна Валерьевна? — хохотнула женщина. — Я Вера. Домработница. Есть еще одна, Анька, ты с ней потом познакомишься. А хозяйка и Дмитрий Николаевич ждут вас в гостиной. Пойдемте провожу.
«Лучше бы Вера была Жанной Валерьевной», — первое, что подумала Алена, когда увидела мачеху. Та была, может, и не слишком красива, но моложава и ухожена. И выглядела эффектно в атласной вишневого цвета блузке и бежевых прямых брюках. Светлые, почти белые волосы были гладко собраны в тугой валик. Взгляд серых глаз охолаживал так, что невольно хотелось поежиться. Губы — тонкая прямая нить — нервно дернулись вверх. Вроде как улыбнулась.
А вот отец… Отец сразил ее моментально и бесповоротно. Она как увидела его, так ее и захлестнуло: веки защипало от подступивших слез, подбородок задрожал, пришлось даже закусить губу, чтобы не расплакаться. На его лице отразилось смятение. Он оглянулся на жену, на сына, а потом шагнул к ней, неуверенно поднял правую руку. Алена же неловко качнулась вперед, а затем уткнулась ему в грудь носом. Вдохнула самый чудесный аромат на свете — только ее папа мог так пахнуть, и все-таки всплакнула. А потом ощутила, как его ладонь осторожно легла ей на затылок, легонько погладила по волосам. Вот оно счастье!..
