9
Ренат умел развеяться сам и знал, как приободрить ближнего. Такой друг на вес золота. К тому же безотказный, и у него всегда можно было перекантоваться, если дома становилось слишком напряженно, что, собственно, Максим и делал время от времени.
Почему его так взбесил приезд отца, он и сам толком сказать не мог. Знал же, что тот должен нагрянуть в воскресенье.
Особенно неприятно стало, когда Алена, только что щебетавшая с ним, тут же обо всем забыла и ринулась к отцу. Знала бы, для чего она ему понадобилась и что по большому счету плевать тот хотел на нее. Да и сама что за представление устроила? Разыграла такую теплую дочернюю любовь, как будто знает его не две недели, а всю жизнь и видит от него только хорошее. В общем, что отец, что она — два сапога пара. Пусть друг перед другом свой театр показывают, а Максу от этого притворства противно до тошноты.
С Ренатом они запаслись пивом и скоротали вечер очень даже неплохо. А утром вместе поехали в школу.
— Что с Лужиным делать будем? — поинтересовался Ренат.
— Пытать, — криво улыбнулся Максим.
— Что-то наших не видно, — протянул Ренат, глядя на крыльцо. — О! А это не твоя ли сестра треплется с «бэшками»?
Конечно, это была она! Стояла и мило беседовала. И главное — с кем? С Шиловым, который ему второй год как кость в горле. О чем ей вообще с ним говорить? Проходя мимо, заметил, как все они на него уставились.
В груди тотчас зажгло от едкой злости: то ли она совсем дура, то ли такая вот приспособленка, которая вовсю старается и нашим, и вашим угодить?
В холле Максима поджидал Никита Лужин. Кинулся к нему с покаянным лицом:
— Макс, Макс, вчера сто раз тебе звонил. Ты трубку не брал.
— Свалил от меня, урод, пока я тебе тоже руку не сломал!
— Макс, — просительно лепетал Ник, семеня за ним следом, — прости, брат. Это все тот придурок, водила наш. Мы его уже уволили! Я вообще не ожидал, что он встрянет. Ну хочешь — ввали мне тоже за этот косяк. Но я не просил его лезть. Я вообще думал, что мы с тобой просто перетрем ту темку и все. Я сам не понял, как так вышло. Ну хочешь…
— Да отвали ты от меня, — уже спокойнее отмахнулся от него Макс, заходя в аудиторию.
Класс встретил их дружным гиканьем.
— О! Раненые!
— Это вы друг с другом так?
— А, нет! Нику же нос свернула деревенщина. А тебе, Макс, неужто тоже она сломала руку?
— Дебилы, — хмыкнул Максим, усаживаясь рядом с Кристиной.
— Максик, правда, что у тебя с рукой? — заворковала она.
— Поскользнулся, упал, очнулся — гипс.
— Да ладно гнать, Макс, — засмеялся Кирилл Ладейщиков. — Поди выгнал нас в пятницу и тоже решил потискать доярочку?
— Она его сестра, извращенец, — с укором заметила Кристина.
— Никакая она ему не сестра, — вдруг подал голос Шилов. Сидел он полубоком, лицом к Максу, и смотрел с ухмылкой, с прищуром, так, будто знает о нем некую темную тайну. — И она, кстати, реально дочка губернатора. А вот Макс-то, оказывается, нет… Макс-то у нас всего лишь ублюдок, которого мамаша нагуляла хрен знает от кого.
В классе тотчас воцарилась тишина. Все оглянулись на Максима, а тот от потрясения и слова вымолвить не мог.
— Эй, Шило, ты чего там куришь? — крикнул ему со своей парты Ренат.
— Макс, скажи еще, что я вру? — Шилов пропустил мимо ушей комментарий Рената.
— Не, ну ты точно обдолбался. Кто тебе такую чушь сказал? — не унимался Ренат.
— Птичка на хвосте принесла, — хихикнул Стас, взглянув на Макса многозначительно. — Так что, «ашки», Явницкий ваш — ублюдок. Именно так ведь тебя отчим называет, да? Ты ему: «Отец», а он тебе: «Ублюдок».
Нагуляла, ублюдок, птичка… Все это сплелось в тугой ком, вставший камнем в груди. Пульс тревожным набатом стучал в ушах. Боль и гнев затопили разум, аж в глазах потемнело. Максим кинулся на Шилова, в последний момент заметив, как самодовольное лицо исказил страх. Стас увернулся, и удар кулаком пришелся в ухо. Шилов покачнулся и рухнул со стула в проход, но тотчас вскочил и бросился на Максима. Но тут уже подоспел Мансуров и встал между ними.
— Уйди, Ренат. Я эту суку сейчас удавлю! — рвался Максим.
— Кого ты удавишь со сломанной рукой? — пытался его урезонить Ренат.
— Да пофиг!
— Мансуров, свали, — с другой стороны орал Шилов. — Это наши разборки.
— Да какие разборки, Шило?! — не сдавался Ренат. — Ты дебил, что ли? У него рука сломана, и звонок уже скоро. Хочешь помахаться — давай после уроков. Только я буду вместо Макса.
— С чего вдруг? — взвился Максим.
— Или я! — с готовностью выступил Никита Лужин.
— Ты-то куда лезешь? — усмехнулся Шилов. — Ты…
— Короче, все! — оборвал его Ренат. — Встречаемся в раздевалке спортзала после уроков. Там и решим, кто с кем махаться будет.
— Я тебе все равно за ублюдка язык вырву, — бросил Максим Шилову.
— За правду и языка лишиться не жалко, — посмеивался Стас, его уже отпустило, хотя ухо все еще горело красным.
Окончательно их перепалку прервал звонок. Максим нехотя повернулся к своей парте, когда увидел Алену. Она шла по проходу и таращилась на него своими младенчески голубыми глазами. Еще и посмела поздороваться как ни в чем не бывало! Вот же трепло безмозглое! Улыбка эта ее невинная всколыхнула в нем новую волну ярости. Безумно хотелось высказать ей все, что он думал и чувствовал, еле удержался. Ну ничего, ему еще представится случай отыграться за все «хорошее».
— Максик, — зашептала Кристина, когда он сел на место, — это правда, что ли?
— Правда, — зло бросил он. А какой теперь смысл скрывать, если эта дура все разболтала? — И что?
— Да нет, ничего, — промямлила Кристина, выдержав паузу, весело добавила: — Все равно ты круче всех.
Историк тщетно распинался у доски — никто его не слушал. Всех взбудоражила эта новость и стычка между Явницким и Шиловым.
* * *
— Блин, я в шоке до сих пор, — выдохнув облако дыма, признался Ренат. — Ты сам давно в курсе?
— Всегда знал, — процедил Макс.
Оба сидели в импровизированной курилке — небольшом закутке рядом с лестницей, ведущей на чердак. Всех остальных, кто совался сюда, они гнали прочь.
— Офигеть! А почему ты мне-то об этом никогда не рассказывал?
— А смысл? Что бы это изменило?
— Ну так-то ничего, конечно. Но сейчас я бы не офигевал так сильно.
Максиму казалось, что все они, даже лучший друг, смотрят на него теперь совсем другими глазами. Нет, из своих никто ничего не высказывал, наоборот, подбадривали: «Забей!» Но их отношение к нему все равно переменилось. И вроде не понять, в чем оно выражалось конкретно, однако это чувствовалось. «Бэшки», сволочи, и вовсе троллили исподтишка. Вроде и не ему в лицо, а в разговоре между собой отчетливо произносили: «Ублюдок… Ублюдок…» Он срывался, но те лишь делано хлопали глазами: «Ты о чем? Тебе послышалось». А сами в хохот. Свои обычно вставали за него горой, но тут как-то примолкли. Ни тебе поддержки, ни участия.
