– Это питбуль? Вы в этом уверены? – спросила та из женщин, которая была повыше.
Мужчина в шляпе кивнул.
– Да, это официально подтвердили трое наших инспекторов.
– Ну, может быть, – с сомнением в голосе ответила женщина.
– Мы не имеем отношения к этому вашему решению, – сказала другая женщина.
– По-моему, эта собака не похожа на питбуля, – сказала женщина повыше.
– Ваше мнение никого не интересует, – сердито ответил мужчина в шляпе.
Обе женщины посмотрели на него без какого-либо выражения на лицах. Потом та, что была повыше, повернулась к Лукасу.
– Назовите ваше имя.
– Лукас Рэй.
– Знаете, Лукас, вы должны передать вашу собаку инспектору отдела контроля за животными, – сказала она ему добрым голосом.
– Но они хотят убить ее! Это несправедливо. Я только вчера забрал ее из приюта для собак. Всего один день назад, – ответил Лукас. – Мы с матерью уезжаем из Денвера, нам просто нужно время.
Я тревожно зевнула, чувствуя отчаяние Лукаса, ярость мужчины в шляпе и напряжение этих двух женщин.
– Неужели вы не можете дать ему несколько дней на переезд? – спросила женщина повыше. – По-моему, это разумная просьба.
– Нет. Я выполняю свою работу. Вы должны арестовать этого парня за отказ передать мне это животное.
– Пожалуйста, не тычьте в меня пальцем, – холодно сказала женщина повыше.
Мужчина в шляпе опустил руку.
– Если мы сочтем нужным произвести арест, мы его произведем. Но главное для нас – это разрядить взрывоопасную ситуацию. А ваша демагогия этому не способствует.
– Что? – брызгая слюной, заорал мужчина в шляпе.
Я ткнулась носом в руку Лукаса, чтобы удостовериться, что вокруг не происходит ничего плохого.
Вторая женщина тем временем отошла в сторону и что-то тихо сказала через плечо. Теперь она вернулась.
– Сержант говорит, чтобы мы здесь закруглялись, – сказала она своей высокой подруге.
Женщины подошли к нам. Я ощущала их доброту, она чувствовалась в том, как та из них, что была пониже, коснулась руки Лукаса.
– Может быть, вы сможете обратиться к адвокату, но сейчас вы должны отдать ему вашу собаку, – мягко сказала она ему. – Иначе нам придется надеть на вас наручники и отвезти в участок. Вы же этого не хотите?
– У нас нет денег на адвоката. Пожалуйста.
– Мне очень жаль, Лукас.
Лукас зарылся лицом в мою шерсть. Я слизнула с его лица соленые слезы. От него исходили волны глубокой печали.
– Но она не поймет. Она подумает, что я бросаю ее, – задыхаясь, проговорил он голосом, полным муки.
– Ну хватит, поехали, – сказал мужчина в шляпе.
– Сэр, вы должны отойти в сторону, – отрывисто сказала женщина повыше.
– Попрощайтесь с ней. А то потом будете жалеть, что не попрощались, – шепнула женщина пониже.
Лукас обнял меня.
– Прости меня, Белла. Я не могу тебя защитить. Это моя вина. Я люблю тебя, Белла.
Мужчина в шляпе подошел ближе, размахивая странным негнущимся поводком.
– В этой штуке нет необходимости! – крикнул Лукас, и я почувствовала, как в нем разгорается гнев.
– И вы двое будете просто стоять, позволяя ему вот так трепать языком? – сказал мужчина в шляпе, обращаясь к двум женщинам.
– Вот именно. А что вас смущает? – раздраженно ответила женщина пониже.
– Дайте ему самому поместить свою собаку в клетку, – приказала женщина повыше.
Лукас подвел меня к одному из вольеров, стоящих ближе к краю кузова грузовичка. Мужчина в шляпе открыл его дверцу, и Лукас поднял меня с земли и ласково посадил меня внутрь.
– Я люблю тебя, Белла, – прошептал он. – Прости меня, прости.
Я знала, что то, что происходит, хорошо, потому что Лукас был со мной и защищал меня. Я завиляла хвостом, и он отстегнул от моего ошейника поводок. Потом поцеловал меня в морду. Моему человеку все еще было так грустно. Мне хотелось выполнить команду «Иди Домой» и улечься вместе с Лукасом на кровать и прижаться к нему, как я прижималась к Маку, когда мы делали «Идти на Работу». Чтобы подарить ему успокоение. И поиграть в «Крохотный Кусочек Сыра». Тогда ему не будет так грустно.
Мужчина в шляпе закрыл дверцу вольера.
– Прощай, Белла, – сказал мне Лукас, и голос его дрогнул. – Я никогда тебя не забуду.
Когда грузовичок поехал, Лукас стоял на мостовой, вытирая глаза.
Я знала, что должна «Не Лай», но я вдруг так испугалась, что ничего не смогла с собой поделать и залаяла. Кажется, теперь я начала понимать, что произошло.
* * *
Скоро я опять оказалась в комнате с вольерами, в которых были заперты лающие собаки. Я чувствовала себя совершенно несчастной. Лукас нуждался во мне, а мне был нужен мой Лукас. Почему он отправил меня сюда? Мне здесь было не место.
Я свернулась на мягкой подстилке, уткнувшись носом в хвост и стараясь не слушать собак, которые не умели выполнять «Не Лай». Их голоса и запахи были полны ужаса, одиночества и чувства собственного бессилия. Я старалась не поддаваться всему этому, но вскоре и я начала скулить.
Я чувствовала, как идет время. Днем в комнате становилось светлее, но и ночью в ней не было совершенно темно. Собаки лаяли непрерывно. Меня стошнило в углу вольера, и Уэйн смыл это водой из шланга. Меня выводили гулять вдоль забора то он, то приятная женщина Глиннис, и каждый раз на меня надевали странный поводок, закрывавший мою морду. Земля во дворе была твердой от топтавших ее множества собачьих лап.
– У меня на душе кошки скребут, Белла, – сказала мне Глиннис, ведя меня медленно, чтобы я могла обстоятельно обнюхивать забор. Запахи всех этих собак приводили меня в смятение. – Ты такая ласковая собака. Ты никогда никого не кусала. Большинству наших инспекторов и в голову бы не пришло объявить тебя питбулем, но получилось так, что к тебе прикопался один из плохих парней. Все здесь считают Чака засранцем.
Она не произнесла имени «Лукас», и я не чуяла на ней его запаха.
Я вернулась в комнату с вольерами, но теперь все было куда хуже. Глиннис была такой угрюмой, а собаки вокруг меня – особенно грустными.
Я часто дышала и металась по вольеру, пыталась лечь на подстилку и тут же вскакивала опять, и так снова и снова. И я не могла больше соблюдать правило «Не Лай». Я лаяла и лаяла, как плохая собака, умоляя, плача, горюя и вопрошая, почему меня здесь держат. Но ответом мне был только вой и лай остальных собак.
Следующим вечером произошло что-то странное. Я почуяла, как в комнату зашел Уэйн, хотя я его и не видела. В конце прохода между вольерами был стенной шкаф, и, поскольку им пользовалось много людей, мне был знаком звук, который он издавал, когда его дверцу открывали и закрывали. И сейчас я снова услышала этот звук. Запах Уэйна сразу же изменился – он никуда не ушел, но стал слабее. Уэйн находился в стенном шкафу. Остальные собаки тоже чуяли, что он там, – я чувствовала это по их лаю.
