Мужчина не подобрал за мной мой помет, как это делали Лукас и Мамуля.
– Не беспокойся, Белла, одной кучей больше, одной меньше. Мне придется скоро выйти сюда еще раз, и тогда я уберу их все. В этом и заключается весь шик моей работы.
Он жалел меня и гладил, но он не отвел меня к Лукасу. Потом мужчина повел меня все к тому же вольеру, хотя я села на пол и не хотела двигаться, когда он тянул за мой поводок.
– Пошли, девочка, – тихо сказал он. – Иди в свою будку.
Мне так не хотелось возвращаться в вольер, но мужчина начал толкать меня сзади, мои лапы заскользили по скользкому полу, и вот я уже оказалась внутри и печально свернулась на подстилке в то время, как мужчина запер дверцу. Я опустила нос между лап и стала слушать, как все эти плохие собаки игнорируют правило «Не Лай». Я была убита горем. Наверное, я была очень, очень плохой собакой, если Лукас отправил меня в это место.
* * *
Неужели такова моя новая жизнь? Меня выгуливали во дворе по нескольку раз в день, иногда это делала приятная женщина по имени Глиннис, а иногда – мужчина по имени Уэйн, и каждый раз на меня надевали неудобный поводок, который не давал мне разжать зубы. В комнате все время, и днем, и ночью, слышался лай собак. Иногда приходил Уэйн и поливал ее из шланга, и после этого запахи собачьего помета сначала усиливались в сыром воздухе, а потом слабели и исчезали, отчего комната с вольерами становилась еще менее интересной.
Я так тосковала по Лукасу. Я хорошая собака, которая все время выполняет «Не Лай», но иногда я плакала. Когда я спала, мне казалось, что я чувствую прикосновение его рук к моей шерсти, но, когда я просыпалась, его не было.
Я вспомнила белку, которую мы как-то нашли на улице, ту, которая была раздавлена чем-то тяжелым. Как же она была не похожа на живую бегающую белку.
И теперь я чувствовала себя точно так же.
Я ничего не ела. Я лежала на подстилке и не двигалась с места, когда дверь вольера открывалась, чтобы Уэйн или Глиннис погуляли со мной во дворе с высоким забором. Мне не было дела даже до всех чудесных меток, которые оставили там собаки-самки и собаки-самцы. Я просто хотела, чтобы пришел Лукас.
Когда в комнату зашла какая-то новая женщина, надела на меня мой старый ошейник и повела меня в коридор, я с трудом встала на лапы, чувствуя себя одеревеневшей и вялой. Я послушно пошла за женщиной, но я не виляла хвостом. Моя голова была опущена, и, чуя витающие в воздухе ароматы собак и кошек, я больше не испытывала интереса.
Она привела меня в маленькую комнату.
– Ну вот, Белла, давай наденем его обратно. – И она снова надела на меня странный неудобный поводок. На полу лежала мягкая подстилка, и я обошла ее кругом и, вздохнув, легла на нее. – Я сейчас вернусь, – сказала мне женщина и ушла. Я не знала, где нахожусь, и мне было все равно.
И тут дверь открылась. Лукас! Я вскочила на лапы и бросилась в его объятия, едва он вошел.
– Белла! – воскликнул он и, покачнувшись, сел на пол.
Я задыхалась и скулила взахлеб, пытаясь лизнуть его через дурацкий поводок. Я потерлась головой о его грудь и села на его колени, положив на нее передние лапы. Он обхватил меня руками, и все мое существо пронизало чувство несказанного счастья. Я все-таки хорошая собака! И Лукас все-таки любит меня! Я ни за что не расстанусь с ним снова. Я испытывала такое облегчение, такую благодарность. Мой человек был здесь, чтобы отвести меня домой!
Новая женщина была в комнате тоже. Она отыскала для меня Лукаса!
– Можно я сниму с нее эту хоккейную маску? – спросил Лукас.
– Вообще-то нам этого не разрешают, когда речь идет о питбулях, но, конечно, снимите, ведь она явно неопасна.
Лукас отстегнул штуку, сковывавшую мой нос, и я наконец смогла как следует его поцеловать.
Женщина держала в руке какие-то бумаги.
– Итак, вы, насколько я знаю, подписали все документы, но я хочу еще раз напомнить вам, что в них говорится. Если вашу собаку, неважно по какой причине, еще раз поймают в границах Денвера, ее продержат у нас три дня, а затем уничтожат. Для питбулей действует правило, гласящее, что, если такую собаку поймали в городе два раза, она подлежит уничтожению. Апелляции не принимаются, разве что вы обратитесь в суд, но должна вам сказать, что судьи чаще всего прислушиваются к заключению инспекторов отдела по контролю за животными. Большинство наших инспекторов замечательные люди, по-настоящему заботящиеся о животных, но тот, который задержал Беллу… Скажем так, Чак не из тех, кто мне симпатичен, к тому же у него есть еще и пара дружков ему под стать, с которыми он играет в покер. Они вечно покрывают друг друга во всех делах. Вы понимаете, что я говорю? Такова система, и в ней все против вас.
Лукасу было грустно, несмотря на то что мы с ним опять были вместе.
– Я не знаю, что делать.
– Вы должны вывезти ее за пределы Денвера.
– Я не могу… Существуют обстоятельства, из-за которых я не могу переехать сразу. Моя мать… в общем, это сложный вопрос.
– Что ж, желаю вам удачи. Не знаю, что еще можно вам сказать.
Когда мы вышли на улицу, там нас ждала Оливия! Я взвизгнула от радости, чувствуя себя такой счастливой, что мне хотелось бегать и бегать кругами. Она встала на колени и выразила всю свою любовь, крепко обняв меня и позволив мне облизать ее лицо.
Подошел мужчина – это был Уэйн. Может быть, мы сейчас все вместе погуляем по тому двору?
– Лукас? – спросил Уэйн.
– Уэйн? – Они стукнулись кулаками, но это не была драка. – Оливия, это Уэйн Гетц. Мы с ним вместе учились в старших классах школы. Уэйн, Оливия мой водитель.
– Я его девушка, – сказала Оливия.
– Классно, – сказал Уэйн, широко улыбаясь. – Так значит, Белла твоя собака? Она потрясающая.
Я завиляла хвостом.
– Спасибо. Да, она хорошая собака.
– Стало быть, ты здесь работаешь? – спросил Лукас.
Уэйн пожал плечами.
– Я здесь на исправительных работах. Меня опять застукали на краже в магазине.
– Ах, вот оно что.
Уэйн рассмеялся.
– Да нет, со мной будет все путем. Я собираюсь бросить разгульную жизнь, честное слово.
Мне не терпелось встретиться с Мамулей, и я ткнулась носом в ладонь Лукаса.
– А чем ты сейчас занимаешься? – спросил Лукаса Уэйн.
– Работаю в госпитале для ветеранов. Я помощник при паре координаторов медицинских услуг. Оливия работает там же – ее работа заключается в том, чтобы орать на людей.
– Только на Лукаса, – сказала Оливия.
– Ты всегда собирался поступить на медицинский факультет, – сказал Уэйн.
– Мои намерения не изменились. – Лукас кивнул. – Если все сложится удачно, я начну учиться там осенью.
