Рядом с грузовичком стоял мужчина в шляпе. Он хлопнул по своим брюкам и позвал:
– Эй, Белла! Ко мне!
Я была в недоумении – ведь в «Иди Домой» играют не так. Но потом мужчина бросил что-то к своим ногам, и я почуяла запах мяса. Ура! Я выполнила «Иди Домой», и теперь он меня за это вознаграждал. Так должно быть всегда. Я оставила свое место под кустами и, ринувшись к мужчине, схватила лакомство с тротуара.
– Белла!
Это была Мамуля. Она выбежала из-за угла на нашу улицу и мчалась ко мне. Это тоже было изменение в нашей игре: раньше ни Лукас, ни Мамуля никогда не звали меня на бегу после того, как я переставала прятаться.
Я подумала, что, наверное, надо побежать к ней, и вся напряглась, и тут почувствовала, как мою шею обхватил ошейник из веревки, и я вдруг оказалась на самом ужасном поводке, который только могла себе представить – он был твердый, негнущийся, и я попыталась от него освободиться.
– «Нельзя», Белла, – сказал мне мужчина в шляпе.
– Белла! – снова крикнула Мамуля, и ее голос был полон отчаяния и муки.
Мужчина поднял меня, обхватив мое тело одной рукой, а другой держась за твердый поводок. Он засунул меня в вольер рядом с маленькой собакой, которая тут же съежилась и подалась прочь от меня, не желая бросать мне вызов теперь, когда я была от нее так близко. Мужчина закрыл дверцу вольера. Что же мы делаем? Я чувствую, что нужна Мамуле! Я заскулила. Когда грузовичок заурчал и поехал по улице, я испугалась и растерялась. Я ничего не понимала.
Я сидела в вольере, зная, что надо выполнять «Не Лай». Грузовичок отъезжал все дальше и дальше от нашего дома, Мамуля все еще бежала за ним, но, когда мы заворачивали за угол, я увидела, как она упала на колени и поднесла руки к лицу.
* * *
Мужчина в шляпе довел свой грузовичок до здания, которое благоухало собаками и кошками и другими животными. Я услышала едва различимый лай собак, и в их голосах звучал леденящий страх.
Сначала мужчина в шляпе на негнущемся поводке завел в здание маленькую собаку, а потом меня. Когда я вошла внутрь, лай сделался намного громче, а запахи – намного сильнее. Я чуяла, куда отправилась маленькая собака, но меня отвели в другую комнату, где находились большие лающие собаки в вольерах с высокими стенками. Я не хотела там быть. Я хотела быть с Лукасом.
С меня сняли ошейник и тоже посадили в вольер. По сравнению с другими вольерами, которые я видела, он был очень большим. В нем была мягкая подстилка для меня и миска с водой. Я попила из нее, потому что мне хотелось сделать что-то нормальное и знакомое.
Другие собаки лаяли непрестанно, и меня ужасно тянуло присоединить мой голос к их голосам. Но я этого не сделала, потому что знала – я должна выполнять «Не Лай». Должна «Сидеть». Я должна быть самой-самой хорошей собакой, такой хорошей, какой только могу быть, чтобы Лукас наконец пришел и забрал меня отсюда.
Я просидела в вольере недолго, когда пришла молодая женщина и вывела меня из комнаты. Она тоже надела на меня негнущийся поводок – я не могла понять, зачем людям нужна такая странная штука, ведь она не дает хорошей собаке лизать их лица и руки и упираться в них передними лапами.
Она отвела меня в комнату, которая воняла химикатами. Там находились мужчина в шляпе и приятная женщина, которая мягко касалась меня, совсем как ветеринар. Приятная женщина прижала что-то к моей груди.
– По-моему, ее нельзя назвать питбулем, Чак, – сказала она. Я слегка вильнула хвостом, надеясь, что, когда все это закончится, придет Лукас и заберет меня.
– И я, и Гленн, и Альберто – мы все заявили, что это питбуль. Так что это уже официально, – ответил мужчина в шляпе.
– Альберто сейчас в отпуске, – резко сказала приятная женщина. Похоже, она была раздражена.
– Я отправил ему ее фото, и он факсом прислал мне свое заявление, сделанное под присягой.
– Это все туфта, – пробормотала женщина.
– Знаешь, я уже объяснял тебе правила, и мне это надоело. Всякий раз, когда мы привозим тебе питбуля, ты заводишь один и тот же спор.
– Потому что все это неправильно! Ваша троица объявляет питбулями больше собак, чем все остальные инспектора отдела по контролю за животными, вместе взятые.
– Это потому, что мы работаем здесь уже давно и повидали, что бывает, когда какой-нибудь питбуль кусает ребенка! – зло сказал мужчина в шляпе.
Женщина устало вздохнула.
– Эта собака в жизни никого не укусит. Смотри, я спокойно могу засунуть руку в ее пасть.
У ее пальцев был вкус мыла, химикатов и собак.
– Я делаю свою работу, а ты занимайся своей. Вживи ей чип, чтобы в том случае, если мы поймаем ее в Денвере еще раз, мы знали, что эту собаку отлавливали уже два раза, так что теперь она подлежит уничтожению.
– Я знаю, что мне делать, Чак, – резко ответила женщина. – И я подам протест, как только мы здесь закончим.
– Еще один? Я от страха уже наделал в штаны, – глумливо сказал мужчина в шляпе.
В конце концов меня поместили во все тот же вольер. Я никогда еще не чувствовала себя такой несчастной. На меня все больше действовали страх, отчаяние и тревога, исходившие от других собак, так что я часто задышала и начала метаться по вольеру. Я могла думать только об одном – о Лукасе. Он придет и заберет меня. Отведет домой. Я буду хорошей собакой.
Но каждый раз, когда дверь открывалась, входил какой-то другой человек, а не Лукас. Некоторые собаки бросались к дверям своих вольеров, чтобы быть поближе к этим людям, виляя хвостами и вставая на задние лапы, в то время как другие в страхе отбегали назад. Я виляла хвостом, но больше никак не реагировала на этих людей. Обычно каждый, кто входил, уводил с собой какую-то собаку или, наоборот, приводил новую.
Что же мы все здесь делаем?
В конце концов ко мне подошел приятный мужчина, но не затем, чтобы отвести меня к Лукасу. Вместо этого он надел на меня очень странный поводок, который полностью обхватывал мою морду.
– Ты добрая собака. Ты хорошая собака, – сказал он мне, ласково касаясь меня. Я завиляла хвостом, радуясь тому, что могу выйти из вольера. Я надеялась, что сейчас мы пойдем домой, к моей семье!
Приятный мужчина открыл стальную дверь и вывел меня во двор. Мои ноздри расширились от резкого изменения запахов. Земля под моими лапами была твердой, неровной и сухой, и на ней росла вялая, редкая трава. Почти все пространство двора было пропитано запахами побывавших здесь собак, я явственно чуяла их с каждым вдохом.
– Меня зовут Уэйн, – сказал мужчина. – Извини за намордник. Считается, что ты злобная собака-убийца, которая может отгрызть мои руки и ноги.
Его тон был таким же добрым, как и его руки. Он поднес костяшки пальцев к моей морде, и я лизнула их через дырку в странном поводке, так хорошо, как только могла. Мы походили по дорожке вдоль высокого забора. Мне было очевидно, что до меня здесь гуляло много-много собак. Я с благодарностью присела у забора – я не хотела «Делай Свои Дела» в вольере, хотя в нем и было немало места, а другие собаки в комнате были не такими чистыми, как я.
