– Он тебе прямо так и сказал? Не очень-то умно с его стороны.
– Он просто считает, что ему все позволено и никто ему не указ.
– Смотри, приехали телерепортеры из службы новостей. Вон их фургон, – сказала Оливия. – Похоже, ты станешь знаменитым.
– Я не забуду ни тебя, ни прочих безызвестных людишек, благодаря которым это произойдет.
– О, я знаю, меня тебе не забыть никогда.
Лукас оставил меня с Оливией. Он поговорил с несколькими из стоящих на тротуаре людей, включая женщину, которую звали Одри. На мостовой стояло несколько людей в темной одежде, махая руками машинам. Кто-то направил на лицо Лукаса яркий свет.
Оливия по-прежнему держала мой поводок, и от ее руки все еще немножко пахло курицей.
* * *
Я была рада увидеть Мамулю, когда мы наконец пришли домой. Лукас и Оливия ушли, что огорчило меня и продолжало огорчать, пока Мамуля не насыпала в мою миску корм.
Я услышала громкую мелодию звонка и выполнила «Не Лай». Мамуля пошла к двери, преграждая мне путь к ней своими ногами, и оказалось, что это пришел тот дымно-мясной мужчина, Гантер.
– Ваш сын дома, мэм?
– Нет, его сейчас нет.
– Меня зовут Гантер Бекенбауэр.
– Да, я знаю, кто вы такой, – сухо ответила Мамуля.
– Вы знаете, что ваш сын сделал сегодня вечером?
– Да, знаю.
– Он подговорил шайку своих дружков устроить бутафорский митинг протеста на принадлежащей мне земле. Почему он так на меня взъелся? Что, черт возьми, я вам сделал?
– Думаю, он просто пытается спасти несколько ни в чем не повинных животных.
– На мой сайт в Интернете все пишут и пишут, угрожая меня убить. Да я мог бы вас за это засудить.
Мамуля явно не собиралась позволить мне подойти к Гантеру поближе, чтобы обнюхать его, хотя меня ужасно интересовал мясной аромат, исходящий от его одежды. Я села.
– Позвольте мне задать вам вопрос, – сказала Мамуля. – Почему бы вам просто-напросто не дать людям, которые спасают животных, залезть в этот подпол и выловить оставшихся там кошек? Это бы решило все проблемы.
– Дело в том, что эти дома признаны ветхими. Они рассыпаются на глазах. Если кто-нибудь проникнет в подпол одного из них и получит увечье, ответственность за это ляжет на меня и мне придется выплатить ему огромную компенсацию за причинение вреда.
– Защитники животных могут подписать бумагу, освобождающую вас от ответственности и выплаты каких-либо компенсаций.
– Послушайте, знаете, в чем тут суть? Это моя собственность, а ваш сын незаконно вторгается в мое владение и кормит этих проклятых кошек, и только поэтому они вообще все еще там! Уже наступила зима. Вам известно, насколько дороже становятся строительные работы, когда температура падает ниже нуля? Эту проблему мне создал ваш сын, и если пару-тройку кошек расплющит, виноват в этом будет именно он. Разместите это на вашем сайте в соцсети. – Гантер тыкал своим пахнущим дымом и мясом пальцем прямо в лицо Мамуле. Судя по его тону, он был очень сердит, и я почувствовала, как у меня на загривке поднимается шерсть. Мне хотелось зарычать, но я не издала ни звука. Означает ли «Не Лай», что мне нельзя и рычать?
Мамуля смотрела на Гантера, и ее лицо ничего не выражало.
– Вы уже закончили?
– Вам придется несладко, если я начну с вами войну, дамочка.
– Войну? – Мамуля сделала шаг к Гантеру, не сводя с него глаз. Я чувствовала исходящие от нее сильные эмоции. – Думаете, это война? Вы ничего не знаете о войне.
Мужчина перевел взгляд на меня.
– Ваша собака становится довольно крупной. Это что, питбуль? Как вы вообще можете держать тут собаку? Я знаю людей, которые сдают вам это жилье, и разве владение собакой не противоречит вашему договору об аренде?
– Я могу еще что-нибудь сделать для вас, мистер Бекенбауэр?
– Я просто хочу, чтобы вы запомнили, что я пытался уладить это дело полюбовно.
– Я запомнила другое – вы явились в мой дом, чтобы заявить, что между нами начинается война. До свидания. – Мамуля закрыла дверь. Когда она сделала это, ее напряженные мышцы расслабились, но она показалась мне усталой. – О Белла, – тихо проговорила она, – у меня насчет всего этого очень плохое предчувствие.
Лукас начал часто уходить из дома без меня, а когда возвращался, от него пахло Оливией. Я удивлялась тому, что он бывает с нашим другом, Оливией, но не берет с собой меня, свою собаку.
Было столько разных вещей, которые я не понимала. Мне нравилось ходить к ветеринару, она была хорошая женщина, но однажды мы пришли к ней, и я заснула, а когда проснулась, мы уже были дома, и у меня на шее был жесткий пластиковый ошейник. Эта штука была неудобна и нелепа. Из-за нее я не могла лизать себя нигде.
– Теперь ты стерилизована, Белла, – сказал мне Лукас. При звуке моего имени я махнула хвостом, потому что он, похоже, не был на меня сердит, но он все равно наказывал меня несколько дней, заставляя меня носить этот странный ошейник.
Когда прошло уже много времени после того, как этот ошейник был снят, Мамуля и я остались дома одни, потому что Лукас сделал «Идти на Работу», чтобы встретиться с Оливией. Мамуля казалась мне усталой и грустной. Она несколько раз прикладывала руку к лицу.
И тут воздух наполнился острым кислым запахом. Он был мне знаком: когда я почуяла его в прошлый раз, Мамуля заболела, и меня оставили в доме одну на всю ночь. Я тревожно заскулила, но она на меня даже не посмотрела.
И тогда я залаяла.
– Белла! «Не Лай»! – громко отругала меня Мамуля.
Я начала часто дышать, встревоженная и испуганная. Когда Лукас пришел домой, я прыгнула на него, скуля.
– В чем дело? Что с тобой, Белла?
– Она странно ведет себя уже полчаса, – сказала Мамуля, входя в гостиную. – Ох, мне надо прилечь. – И она рухнула на диван.
– Что с тобой? – обеспокоенно спросил Лукас.
– Просто дай мне минутку полежать.
Исходящий от нее острый кислый запах стал еще сильнее, и я ничего не смогла с собой поделать. Я залаяла опять.
– Белла! «Не Лай»! – скомандовал мне Лукас.
Я продолжала лаять.
– Эй! – Он шлепнул меня по заду. «Не Лай», Белла! Ты же… Мамуля? Мамуля!
Мамуля издавала какие-то тихие звуки, похожие на писк, ее пальцы скрючились и хватали воздух. Лукас подбежал к дивану, на котором она лежала.
– Мамуля, Мамуля, – прошептал он, и я почувствовала его страх, сильный, острый. Он достал телефон. – У моей матери судорожный припадок, – сказал он в него. – Поспешите.
Затем он свернулся калачиком на диване рядом с Мамулей, чтобы дать ей успокоение. Я запрыгнула на диван тоже, легла рядом с ним и положила голову ему на плечо, пытаясь помочь. – С тобой все будет хорошо. Пожалуйста, Мамуля, пусть с тобой все будет хорошо.
