Мы долго находились в этой комнате, и все просто сидели, не давая мне никаких лакомств. Один мужчина заплакал, прижав руки к лицу, и я положила голову ему на колени, стараясь помочь, делая свою работу точно так же, как когда я помогала Мамуле. Это были мои друзья, и мне хотелось, чтобы они знали – не надо грустить, потому что рядом есть собака, чтобы подарить им успокоение.
Позднее Лукас пришел навестить моих друзей и назвал меня хорошей собакой. Когда мы с ним уходили, к нам подошла Оливия, чтобы повидать меня. У нее в руке был маленький кусочек курицы, который она отдала мне. Мне очень нравилась Оливия.
– Хочешь пойти с нами домой? – спросил ее Лукас.
– Я пойду с Беллой. Думаю, и ты можешь пойти вместе с нами, – ответила она.
Мы вышли из боковой двери. Снег! Я прыгнула в него и опрокинулась на спину, задрав лапы.
– Какая же ты глупышка, Белла, – сказала мне Оливия.
Лукас тихонько потянул за мой поводок.
– Ну все, хватит. Пойдем, Белла. – Я встала на лапы, вытряхивая воду из шерсти.
– Как вам удается скрывать Беллу от доктора Ганна? – спросила Оливия. Я посмотрела на нее, надеясь, что она произнесла мое имя, потому что хочет дать мне еще курицы, хотя и чуяла, что курицы у нее в карманах больше нет. Но люди всегда могут найти и курицу, и печенье, и рыбу, стоит им только захотеть.
– Тай проводит ради этого целую военную операцию. Когда у них проходит очередное собрание по программе двенадцати шагов, она находится с ними. Когда Белла с пациентами, Тай расставляет вокруг дозорных, которые стоят на стреме. Они все ведут себя так, словно находятся в лагере военнопленных и их задача – обвести вокруг пальца охрану. Думаю, медсестры все знают, но врачи понятия не имеют о том, что творится под их носом. Тай говорит, что, если Беллу застукают, он скажет, что это его собака. Начальство ни за что не выгонит с работы Тая, потому что все ветераны на него просто молятся, и именно он проводит по вечерам сеансы групповой психотерапии.
Гуляя, мы набрели на белку! Она лежала на мостовой вся расплющенная, и от нее исходил потрясающий аромат. Снег вокруг нее растаял. Я осторожно вдохнула этот аромат. Белка была мертвая. Я знала, что такое смерть, я каким-то образом приобрела это знание, хотя никогда с ней раньше не сталкивалась, точно так же, как я знала, что надо лизать Лукаса, когда он нагибается, чтобы поговорить со мной. Или что сейчас мне надо ткнуться в эту белку плечом.
– Белла, нельзя! – крикнул Лукас, дергая за поводок. Я в изумлении посмотрела на него. Нельзя? Но что же я сделала плохого?
– Ты же не хочешь, чтобы и от тебя так паршиво пахло, верно, Белла? – сказала мне Оливия. Мы отошли от белки, и я с сожалением обернулась и взглянула на нее. Жалко, что моя шерсть не будет так благоухать.
– Как у вас дела с вашим арендодателем? Вам все еще грозит опасность выселения? – спросила Оливия.
– По правде говоря, думаю, они пока делают вид, что ничего не знают о Белле. Пока она не лает, никто из соседей не жалуется, к тому же у нас разработана целая система безопасности – когда мы идем гулять, я сначала смотрю направо, потом налево, и, если никого вокруг нет, веду ее прямиком на улицу. Если никто из жильцов официально не известит управляющего жилым комплексом, что мы держим собаку, думаю, у нас не будет проблем. Белла хорошо справляется с выполнением команды «Не Лай».
Я изумленно взглянула на Лукаса. «Не Лай»? Что это сейчас означает?
– Я хорошо провела вечер, когда поехала с тобой, – немного помолчав, заметила Оливия.
Лукас улыбнулся.
– Я тоже. Это было совсем как свидание, только с оскорблениями.
– Это ты насмехался над моей манерой езды.
– Ничего я над ней не насмехался. Я просто заметил, что не ожидал, что мы собьем стольких пешеходов.
– Знаешь, мы ведь живем в Америке. Ты мог бы просто купить машину, и тогда бы уже я сидела на пассажирском сиденье и вопила, пока бы ее вел ты сам.
– Перестань – я вовсе не вопил. Я был в таком ужасе, что не мог издать ни звука. И вообще, по-моему, общественный транспорт – это самое то. Он не так загрязняет окружающую среду, так что, может быть, тебе стоит попробовать пересесть на него.
– Сама себе удивляюсь – я встречаюсь с парнем, который разъезжает на автобусах.
– Встречаешься? Ага, стало быть, мы с тобой все-таки встречаемся. Так сказать, уже официально.
– Я только что допустила серьезную ошибку.
– Да брось, тебе это пойдет на пользу. Теперь ты наконец-то будешь встречаться с парнем, которому не надо раз в неделю бегать отмечаться к инспектору по надзору за теми, кто условно-досрочно освобожден из тюрьмы.
– У нас было еще только одно свидание, так что пока не очень-то раскатывай губу.
– Я собираюсь изменить свой статус на Фейсбуке.
– О господи.
– Знаешь, осенью я собираюсь поступать на медицинский факультет. До тех пор мне не понадобится машина – в госпиталь для ветеранов и в магазины мы с матерью можем ходить пешком, к тому же в Денвере есть прекрасно функционирующая сеть автобусных маршрутов. И вдобавок ко всему этому у женщины, с которой я встречаюсь, есть машина.
– Это худший день в моей жизни. – Когда мы завернули на нашу улицу, Оливия коснулась руки Лукаса. – Интересно, зачем сюда приехали все эти полицейские?
* * *
Я уже слышала слово «полицейские», и для меня оно обозначало людей в темной одежде с металлическими штуками на боках.
– Не знаю. Похоже, кто-то их вызвал, наверное, что-то стряслось, – сказал Лукас. – Но это точно была не моя мать, ведь все копы толпятся на другой стороне улицы.
– О да, там митинг протеста. Видишь? – Оливия махнула рукой.
Нам пришлось остановиться, что раздосадовало меня, потому что мне хотелось посмотреть на всех людей, которые стояли на тротуаре перед моим старым логовом. Некоторые из них держали в руках палки с большими листами бумаги и махали ими в воздухе.
– Я снял на видеокамеру кошек в подполе и извещение о сносе. Как видно, кто-то разместил его на Фейсбуке. – Лукас стучал пальцем по своему телефону. Потом он показал его Оливии. Я зевнула. Телефоны такие скучные. – Отлично! Смотри, моя мама добавила сюда кадр с грузовиком, на котором сюда привезли экскаватор, а все остальное – это кадры, которые я снял в подполе, и извещение о сносе дома. Она послала все это каждому из городских активистов движения по защите животных.
– Потрясающе! Мне нравится твоя мама – она настоящий бунтарь. Не то что некоторые, – сказала Оливия.
– Видишь того сердитого типа? Это Гантер. Это он хочет снести дом с кошками. Думаю, он бы назвал бунтарем и меня. Он сказал мне, что собирается подкупить какого-нибудь инспектора из отдела по контролю за животными, чтобы тот дал официальное заключение, что под домом нет кошек.
