У меня было предназначение — не такое конкретное, как заботиться о Сиджей, но все равно я чувствовал, что нужен.
А потом, однажды после обеда, я резко проснулся и навострил уши.
— Дайте мои туфли! — прокричала женщина из одной комнаты.
Я сразу узнал ее голос.
Глория.
Глава тридцатая
Я стремглав пробежал по коридору и практически сбил Фрэн с ног, влетая в комнату. Глория сидела на кровати в окружении сильного запаха духов, но я не обратил на нее внимания, а сосредоточился на женщине рядом с ней. Моя Сиджей!
Я окончательно нарушил регламент, забыв про самообладание и спокойствие, которого я обычно придерживался, заходя к людям в комнаты, и прыгнул на мою девочку, встав на нее лапами.
— Ничего себе! — удивилась она.
Я всхлипывал, мой опущенный хвост стучал по полу, а сам я кружился и подпрыгивал. Она протянула руки и обняла мою морду ладонями, я закрыл глаза и застонал от удовольствия, наслаждаясь ее прикосновением. Наконец-то Сиджей пришла за мной!
— Тоби! Угомонись! — сказала Фрэн.
— Все в порядке. — Сиджей опустилась на колени, и ее суставы громко хрустнули. — Какой хороший песик.
Теперь волосы моей девочки были короткими и не окружали меня шатром, как раньше. Она пахла сладостями и Глорией. Я почувствовал, что она хрупкая и слабая, ее руки немного дрожали, когда она прикасалась ко мне. Значит, я должен сдерживать свои чувства, хотя это практически невозможно. Мне хотелось лаять и бегать по комнате, опрокидывая все на своем пути.
— Тоби — наш пес-терапевт, — объяснила Фрэн. — Он живет здесь и успокаивает наших пациентов — они очень его любят.
— Это точно не про Глорию, — сказала Сиджей и рассмеялась. — Тоби, ты терапигль!
Я завилял хвостом. Ее голос слегка дрожал и звучал немного напряженно, но я все равно обожал его.
— Клэрити украла мои деньги, — заявила Глория. — Я хочу домой. Позвоните Джеффри.
Сиджей вздохнула, продолжая гладить меня по голове. Глория, насколько я понял, как всегда, была несчастна. А еще она стала очень старой, это я понял по ее запаху. В последнее время я постоянно был рядом со старыми людьми.
Вошла Пэтси, распространяя аромат корицы, и привела с собой Чосера.
— Доброе утро, Глория, как вы себя чувствуете? — спросила Пэтси.
— Ничего, — сказала Глория. — Ничего.
Пэтси осталась с Глорией, а Сиджей с Фрэн прошли в комнатку с маленьким столиком.
— Тоби, ты тоже с нами? — рассмеялась Фрэн, когда я вылетел в дверь до того, как она успела закрыться.
— Такой хороший пес, — сказала Сиджей, и я завилял хвостом.
— Вы ему понравились.
Сиджей села в кресло, и я уловил при этом резкую вспышку боли. Обеспокоенный, я прижал голову к ее коленям. Ее рука опустилась и стала рассеянно гладить меня, я ощущал легкую дрожь в ее пальцах. Я закрыл глаза. Я так сильно скучал по ней, а теперь, когда она была здесь, у меня возникло чувство, что мы никогда с ней не расставались.
— У Глории бывают и хорошие дни, и плохие. Сегодня хороший. Большую часть времени у нее совершенно замутненный рассудок, — сказала Сиджей.
— Болезнь Альцгеймера безжалостна, ее развитие совершенно непредсказуемо, — ответила Фрэн.
— Этот пунктик насчет денег сводит меня с ума. Она всем рассказывает, что я украла ее состояние и ее дом. А правда в том, что последние пятнадцать лет я ее содержу, и, конечно же, все, что я высылаю, ей мало.
— По опыту знаю, что в таких ситуациях всех проблем не решить.
— Понимаю. И должна бы лучше с ними справляться. Я же психолог.
— Хотите обсудить, как это влияет на ваши взаимоотношения с матерью?
Сиджей сделала глубокий вдох.
— Думаю, да. Я осознала это, когда училась в магистратуре: Глория — нарцисс, она не задумывается о своем поведении и даже не предполагает, что могла совершить нечто такое, за что нужно попросить прощения. Так что проблемы с ней никогда не разрешатся; даже когда она была полностью здорова, на это не было ни единого шанса. У многих детей, с которыми я работаю, нарциссические травмы, и опыт жизни с таким родителем очень помог мне в работе.
— Вы работаете со старшеклассниками?
— Иногда. Моя специальность — расстройство пищевого поведения, чем страдают практически все девочки-подростки. Но сейчас я практикую на полставки.
Тут я обнаружил, что под одним из шкафчиков Фрэн лежит мячик. Я подошел к нему и засунул под шкафчик нос, с шумом втягивая воздух. От мячика пахло Чосером. Интересно, что он делал здесь с мячиком?
— Я знаю, что уже более двадцати двух лет вы делаете гемодиализ. Надеюсь, вы не возражаете, что я спрашиваю, но мне кажется, что вы хороший кандидат на трансплантацию. Вы когда-нибудь рассматривали такую возможность?
— Я могу ответить, — сказала Сиджей, — хотя не уверена, что эти вопросы имеют отношение к Глории.
Я пытался достать мячик лапами, и мне удалось дотронуться до него, но он упорно не сдвигался с места.
— В хосписе мы заботимся не только о пациенте, но и обо всей его семье. Чем лучше мы вас узнаем, тем легче нам будет удовлетворить ваши потребности, — объяснила Фрэн.
— Хорошо, конечно. Вообще-то я жила с трансплантатом — двадцать два года это всего, с учетом перерыва. Я получила кадаверную почку, когда мне было тридцать. И она прослужила мне более двух десятков лет. А потом перестала справляться. Эту патологию называют хроническим отторжением. Я возобновила гемодиализ семнадцать лет тому назад.
— А почему вы не сделали еще одну трансплантацию?
Сиджей вздохнула.
— Органов очень мало. И я не могла забрать себе еще одну почку, когда в очереди столько людей, которые заслуживают этого гораздо больше.
— Которые заслуживают этого гораздо больше, чем вы?
— Я уничтожила свои почки попыткой самоубийства, когда мне было двадцать пять. А ведь некоторые дети рождаются с пороками, их вины в этом нет. Одну почку я уже получила и не собиралась использовать вторую.
— Понятно.
Сиджей рассмеялась.
— Ваш тон воскресил в моей памяти пятьдесят часов психоанализа. Поверьте мне, я все продумала.
Я навалился на ногу Сиджей, надеясь, что она поможет мне достать мячик.
— Тогда спасибо, что согласились обсудить, — сказала Фрэн. — Это полезная информация.
— Наверное, моя мать уже и вам рассказала… она всегда с восторгом рассказывает, что я выпила антифриз. Три года она провела в доме престарелых и убедила там всех, что я дьявольское отродье.
Я зевнул от беспокойства. Неужели мячик нужен только мне?
