— По-моему, он совершенно по мне не скучал, — заметил мужчина. От него пахло маслами и фруктами. Когда мы с ним встретились взглядами, я зарычал.
— Тебя долго не было, — ответила Сиджей. — Семь месяцев для собаки вечность.
— Я мог бы его определить в собачью гостиницу, но предпочел найти человека, который присматривал бы за ним в нашем доме.
— Он этого не понимает, Барри.
— А это кто? Ты же говорила про котенка.
— Правильно, это Макс. Длинная история. Макс, веди себя хорошо.
Я с подозрением относился к мужчине, но Сиджей, казалось, не была против его присутствия, и поэтому, когда она поставила меня на пол, я продолжил борьбу с Графом.
— Так что, твой парень победил? — спросила Сиджей.
— Что?
— Твой парень. Боксер.
Граф перевернулся на спину, а я схватил кусок кожи на его шее и слегка потряс.
— Эх ты, деревенщина, — ответил мужчина.
— То есть?
— Нет, он не победил.
— О, мне жаль, Барри. Вот почему ты вернулся на два месяца раньше?
— Да уж, когда твой боец проигрывает, вряд ли имеет смысл отправляться во всемирный пресс-тур… Что это Граф делает?
— Граф? — переспросила Сиджей. Услышав свое имя, Граф замер, его ноги были растопырены в воздухе, а язык свисал, я в это время нежно тянул его кожу зубами. — Они играют.
— Граф! Прекрати! — гневно закричал мужчина.
Граф поднялся на ноги, откинув меня в сторону, и с опущенными ушами подошел к Сиджей. Я продолжал лежать там, где он меня скинул, и тяжело дышал.
— В чем дело, Барри?
— Ты превратила моего пса в тряпку.
— Почему? Им нравится играть вместе.
— Я не хочу, чтобы он играл с какой-то собачонкой, похожей на крысу.
— Макс не похож на крысу, Барри.
Понятно, мужчину зовут Барри.
— Ладно… Но не помню, чтобы я разрешал тебе заводить собаку, и мне однозначно не нравится поведение Графа. Я нанял тебя, потому что, как ты сказала, у тебя большой опыт. Так что все. Я вернулся. Можешь возвращаться к себе, дай мне отдохнуть и побыть со своим псом.
Сиджей молчала. Я смотрел на нее, чувствуя в ней печаль и боль.
— Но… Барри, мне некуда возвращаться.
— В смысле?
— Ты сказал, уедешь на восемь-десять месяцев. Зачем мне держать еще одну квартиру, если я собиралась жить восемь месяцев здесь.
— Ты предлагаешь, чтобы я оставил тебя здесь? — спросил Барри.
— Нет! То есть сегодня я посплю на диване, а завтра пойду искать квартиру.
— Подожди, нет. Забудь. У меня стресс. Я целый год с ним работал, а его во втором раунде отправили в нокаут. Можешь оставаться, я все равно собирался просто оставить здесь свои африканские шмотки. Мы с Самантой едем на Гавайи. Так что у тебя две недели, чтобы найти квартиру. Идет? Когда вернусь, найду кого-нибудь другого присматривать за Графом.
— То есть я уволена?
— Так будет лучше для всех.
— Да уж, не сомневаюсь.
— Не нужно сарказма, я хорошо тебе заплатил, плюс ты бесплатно здесь жила, к тому же, как заказчик, я недоволен результатом.
— Да, правда, — ответила Сиджей.
Чуть позже Барри ушел.
— Пока, Граф, — бросил он через плечо. Граф завилял хвостом, услышав свое имя, но я увидел, что он тоже почувствовал облегчение, когда Барри ушел.
На следующий день, когда мы вернулись с прогулки с нашим стандартным набором собак, Сиджей ушла, оставив нас дома одних, и долго не возвращалась. Я немного поборолся с Графом, однако вскоре это занятие стало меня раздражать, — его голова была такой большой и сильной, что он меня ею постоянно опрокидывал.
Я спал, когда меня разбудили громкие низкие вопли, доносящиеся из спальни. Я пошел проверить, в чем дело, и обнаружил чрезвычайно возбужденного Графа, чья голова скрылась под кроватью. Он задыхался от восторга, а истошно вопила Сникерс, которая явно была в ужасе. Граф был таким сильным, что ему даже удалось приподнять кровать в попытках еще глубже залезть под нее и достать Сникерс.
Я подошел к Графу вплотную и грозно залаял. Он слишком близко подобрался к бедной Сникерс, которая прижала уши и вжалась в дальнюю стену, и не обращал внимания на мой лай, поэтому я бросился на него, клацая зубами.
Граф подался назад, и кровать с грохотом опустилась. Я клацал зубами и скалился на него, пока он совсем не убрался из комнаты. Мои размеры позволяли мне пролезть под кровать, но я решил не беспокоить Сникерс. Она все еще была напугана, а по опыту я знал, что если кошка напугана, она может пустить в ход когти.
Теперь Сиджей оставляла нас одних каждый день, и Граф воспринимал ее уход как сигнал к тому, что можно начинать изводить бедную Сникерс. Было все так: в ту же секунду, как хлопала дверь, Сникерс пулей слетала с того места, где только что спала, и исчезала в своем убежище под кроватью; если Граф видел, как она пробегала, то исступленно бросался за ней в погоню, врезаясь в стены на поворотах. Я тоже мчался за ними и, добежав до кровати, нырял под нее, разворачивался мордой к мокрому дрожащему носу Графа и начинал рычать, оскалив зубы. Граф стонал от разочарования, а иногда даже лаял — в таком маленьком пространстве звук его лая оглушал меня, но я знал, что отступать нельзя. В конце концов, Граф терял интерес и уходил в гостиную поспать.
Но в один прекрасный день схема изменилась. Как обычно, мы пошли гулять, а когда вернулись, Сиджей принесла контейнер, открыла дверцу и посадила туда Сникерс. Контейнер напомнил мне тот, в котором я однажды, будучи Молли, раскачивался взад и вперед в шумном месте. Сникерс не была рада тому, что ее посадили в контейнер, и не стала подходить ко мне, когда я ткнул носом в решетку, чтобы ее понюхать. Потом подошел Граф и стал громко фыркать, а Сникерс попятилась от него к дальней стенке контейнера.
— Граф, — предостерегающе сказала Сиджей, и он подошел к ней проверить, не хочет ли она дать ему угощение.
Сиджей подняла контейнер с кошкой и ушла, оставив нас одних. Я был совершенно сбит с толку: куда она понесла Сникерс и почему мы не пошли вместе с ней? Мы не знали, что делать, поэтому легли на полу и стали грызть резиновые игрушки.
Моя девочка вернулась одна, без Сникерс.
Куда же она дела Сникерс?
Глава двадцать третья
Следующие два дня Сиджей выводила нас на прогулку вместе с собаками, а потом оставляла дома одних. Мы с Графом славно проводили это время. По правде говоря, когда в доме не стало кошки, напряжение ушло из наших отношений, и мы преспокойно боролись, иногда так долго, что засыпали друг на дружке. Точнее сказать, я засыпал на нем. Если бы Граф на меня улегся, то вряд ли бы я заснул.
