Пока мы ехали по улице, Сиджей все еще всхлипывала. Я выглянула в окно, но белки, за которой мы гнались чуть раньше, не увидела. Сиджей поднесла телефон к уху.
— Трент? Господи, Трент, Глория потратила все мои деньги. Мои деньги, фонд отца — его больше нет! Она сказала, что взяла деньги из фонда для меня, но это ложь, она потратила все на свои путешествия, покупала себе разное барахло. Трент, отец оставил их мне на колледж, это было мое… О боже!
Я заскулила и положила голову ей на колени.
— Нет, я уехала. Я за рулем. Что? Нет, я не украла ее машину, это не ее машина, она куплена на мои деньги! — закричала Сиджей.
На мгновение она замолчала. Вытерла глаза.
— Знаю. Можно я приеду к тебе? Со мной Молли. — Я застучала хвостом по сиденью. — Подожди.
Сиджей замолчала, ее тело стало неподвижным, а потом внутри вспыхнула новая эмоция — страх.
— Трент, это Шейн. Он едет прямо позади меня.
Сиджей покрутилась на своем сиденье, а потом повернулась лицом вперед. Я почувствовала тяжесть, зная, что это означает увеличение скорости.
— Он преследует меня! Я перезвоню!
Сиджей бросила телефон на мое сиденье, он отскочил и упал на пол. Я посмотрела на него, однако не спустилась понюхать.
— Молли, держись, — сказала Сиджей. Машина круто повернулась и я ударилась о дверь. Мы резко остановились, а потом снова поехали. Еще один поворот.
Сиджей сделала глубокий вдох.
— Ну все, Молли, надеюсь, мы оторвались, — сказала она и, кряхтя, наклонилась поднять свой телефон.
Потом меня что-то сильно ударило, и я потеряла нить происходящего. Я слышала, как Сиджей закричала, и вспышка боли пронзила мое тело. Больше я ничего не видела, только чувствовала, как мы падаем.
Я не сразу поняла, что происходит. Я уже не сидела на переднем сиденье. Я лежала на внутренней части крыши машины, а Сиджей была надо мной, пристегнутая в своем кресле.
— О боже, Молли, ты в порядке? — У меня во рту был вкус крови, и я не могла ни повилять хвостом, ни пошевелить лапами. Сиджей отстегнулась, сползла со своего сиденья и закричала: — Молли! О господи, Молли, пожалуйста. Я не смогу жить без тебя, пожалуйста, Молли, пожалуйста!
Я чувствовала ее ужас и печаль и хотела утешить ее, но все, что я могла — только смотреть ей в глаза. Она взяла мою голову в ладони. Было так приятно чувствовать ее руки на моей шерсти.
— Я люблю тебя, Молли. Молли, прости меня. О Молли, о Молли, — повторяла она.
Больше я не видела ее, а звук голоса все отдалялся.
— Молли! — снова позвала она.
Я знала, что происходит. Я чувствовала, как меня начинает окружать темнота, и в этот момент я вспомнила свой последний день с Ханной, когда я была Малышом. Я вспомнила, что, уплывая из жизни, я думала о малышке Клэрити и надеялась, что она найдет собаку, которая будет о ней заботиться.
И тут я поняла.
Я и была этой собакой.
Глава девятнадцатая
Прежде всякий раз, когда накатывали нежные теплые волны и уносили с собой мою боль, я расслаблялся и просто плыл по течению. Прежде каждое мое перерождение было для меня сюрпризом — уходя, я всегда был уверен, что осуществил свою миссию, выполнил свое предназначение.
Но не сейчас. Моя девочка в беде, и я должен к ней вернуться.
Когда волны нахлынули и ощущение рук Сиджей на моей шерсти стало слабеть, я начал активно пробиваться вверх. Мне нужно родиться заново.
Когда наступила осознанность, я с облегчением понял, что снова вернулся в мир. У меня было такое чувство, что на этот раз мой сон был короче, чем раньше, и это хорошо.
Теперь мне просто надо подрасти и стать сильнее, чтобы вновь отыскать мою девочку Сиджей и стать ее собакой.
Моя мать была светло-коричневого цвета, и у меня было две сестры, которые агрессивно сражались за еду. Когда на фоне неясного гула стали выделяться отчетливые звуки, я начал различать лай собак. Их было очень много.
Значит, я вернулся в здание к лающим собакам. Спустя какое-то время галдеж превратился в фон, и я перестал его замечать.
Пока образы перед глазами были мутными, а мои конечности — слабыми, диапазон моих возможностей был не очень широк — я мог только спать и есть, однако я четко помнил, что мне надо делать: проталкиваться к матери и сдерживать свое нетерпение поскорее вырасти.
Здесь было несколько женщин, чьи голоса я периодически слышал и чье присутствие ощущал. Тело моей матери дрожало, когда она виляла хвостом этим людям; я чувствовал это во время кормежек.
Но когда мое зрение прояснилось и я увидел одну из женщин, то пришел в изумление, настолько высоко она стояла над нами.
— Такие миленькие, — сказала она. — Дейзи, хорошая собака.
Мать завиляла хвостом, а я все смотрел на гигантскую женщину, моргая и пытаясь сфокусировать взгляд. Когда ее рука опустилась погладить мою мать, я сжался от страха — рука была невероятных размеров, больше меня, больше головы моей матери.
Подрастая, я наблюдал, как мои сестры подбегали здороваться с женщинами, которые подходили к клетке. Я же пятился от страха, даже не думая тащиться за матерью, когда она тоже подбегала к ним за ласками. Почему мои сестры не боятся?
Когда женщина подняла меня, я зарычал на нее, но ее сильные пальцы не давали мне шевельнуться.
— Привет, Макс. Ты злой пес? Будешь сторожевой собакой, да?
Подошла еще одна гигантская женщина. На нее я тоже зарычал.
— Я думаю, что отец — йоркширец, — сказала она.
— Да, похоже на смесь чихуахуа и йорка, — ответила женщина, которая держала меня. Вскоре я узнал, что ее зовут Гейл; именно она из всех людей в этом шумном месте проводила со мной больше времени.
Меня назвали Макс, а моих сестер — Эбби и Энни. Когда я играл с сестрами, всегда думал о том, что на самом деле мне нужно искать Сиджей, хотя раньше, всякий раз, когда я оказывался в здании с лающими собаками, она находила меня сама. Наверное, мне нужно просто подождать, и она придет. Моя девочка всегда приходит за мной.
Однажды нас с Эбби и Энни выпустили в небольшой загон к другим собакам. Они были щенками и сразу же подбежали к нам знакомиться; слишком маленькие, они не знали, что нельзя напрямую касаться носами, а потом тут же запрыгивать на другую собаку. Я презрительно скользнул в сторону от одного атаковавшего меня типа, проигнорировав его язык, и показал ему, что сначала надо уважительно обнюхать гениталии друг друга.
В других загонах были другие собаки, и, рассматривая их через проволочное ограждение, я удивлялся: они тоже огромных размеров! Да что же это за место такое, где и люди, и собаки прямо какие-то монстры-гиганты? Я подошел к ограждению понюхать белого пса, и он опустил голову, чтобы меня разглядеть — его голова была раз в десять больше головы моей матери. Мы понюхали друг друга через ограждение, а затем я отошел назад и залаял, давая ему понять, что я не боюсь (хотя, конечно, мне было очень страшно).
