То была дерзкая идея фантастического масштаба – вырвать у антисемитских правительств антисемитских народов согласие и даже гарантии на создание еврейского государства и переселить туда одиннадцать миллионов евреев со всего мира!
Но прошу обратить внимание на эпоху: начало XX столетия. Старый мир трепетал от наступающих технических и социальных революций. Уже захватывали мир телефон и телеграф, радио и автомобили, уже создавались аэропланы, подводные лодки, танки и ракетная артиллерия. Уже родились Ленин и Троцкий в Российской империи, Гитлер в Австрии, Черчилль в Англии, Рузвельт в США, Мао в Китае, Муссолини в Италии и Неру в Индии. Как напишет потом мой герой: «Не часто повторяются эпохи в истории человечества, в которые дрожь нетерпения пронзает народы, словно юношу, ожидающего прихода возлюбленной. Такой была Европа в начале XX столетия».
Дрожь двухтысячелетнего отчаяния и страха перед новыми погромами пронзала миллионы евреев, размазанных по странам Европы. И потому книга Герцля имела феноменальный успех – изданная поначалу тиражом всего 500 экземпляров, она в том же 1896 году вышла в переводе на английский, французский, русский и румынский языки и даже на иврит! Планы Герцля были встречены с восторгом всей еврейской молодежью и особенно в Польше и России, где в нищете и страхе погромов жили пять с лишним миллионов евреев – половина всего мирового еврейства. Загнанные в гетто, лишенные права на образование, земледельческие и многие другие профессии, согбенные и презираемые не только титульными нациями, но и своей собственной элитой и интеллигенцией, эти люди вдруг обрели не веру в райские кущи на том свете, а конкретный план действий: еврейское государство будет построено согласно самым передовым достижениям демократии, техники и науки. Электричество будет производиться не для того, чтобы только богачи освещали свои дворцы и виллы, а будет служить решению всенародных проблем. В еврейском государстве будет царить полная свобода. Каждый сможет исповедовать свою веру или оставаться неверующим. Другим национальностям будут предоставлены равные с нами права. Символом передового и обновленного государства будет белое знамя и на нем – семь золотых звезд. Белый цвет будет символизировать новую ясную жизнь, звезды же – это семь золотых часов нашего дневного труда. «Я верю, – писал пророчески Герцль, – что поднимется новое и чудесное племя евреев. Маккавеи воскреснут… Пробил час нашей свободы на нашей земле, а равнодушные пусть умрут там, где они родились. Мир освободится нашим освобождением, обогатится нашим богатством, возвеличится нашим величием!»
Хаим Вейцман, двадцатитрехлетний польский сионист и будущий первый президент государства Израиль, записал: «Книга появилась как гром среди ясного неба. Нас увлекли не столько идеи, сколько стоявшая за ними личность. Она казалась воплощением мужества, ясности ума и решимости». Герцля засыпали потоком писем о солидарности с ним. Делегации студенческих организаций являлись к нему и отдавали себя в его распоряжение. Евреи Вены, Граца и Черновиц собрали тысячи подписей под письмом, в котором просили Герцля стать во главе сионистского движения. Такая же просьба пришла от евреев России, Венгрии, Болгарии, Румынии, Галиции и Палестины. Герцль был поражен таким восторженным откликом: «Сегодня еврейское государство уже перестало быть мечтой одиночки, а стало мечтой масс». И Герцль перешел к конкретным практическим действиям: основал газету «Ди Вельт», объявил о созыве Первого сионистского конгресса…
Однако в Германии, где евреям жилось комфортнее всего, планы Герцля на проведение в Мюнхене Первого сионистского конгресса были встречены в штыки. «Протестраббинер» («протестующие раввины») опубликовали в газете коллективное письмо с осуждением сионизма за предание веры в Мессию и, между строк, обвинением сионистов и Теодора Герцля в нелояльности к Германии. «Лживые идеи, принадлежащие тем, кто называют себя сионистами, противоречат нашему мессианскому назначению и разрушают нашу любовь к стране, в которой мы живем…»
Так «колыбелью» сионизма стал не Мюнхен, а Базельский «Гранд-казино». На Первый Всемирный сионистский конгресс прибыли 204 делегата из еврейских общин семнадцати стран…
Нет, остановите свой бег по строчкам и представьте себе настроение этих людей! В каких-то провинциях, в гетто, в темных клоповниках, освещенных свечой или керосиновой лампой, они собирались крошечными группами, читали мечтательные сочинения раввина Цви-Гирша Калишера «В поисках Сиона», Мозеса Гесса «Рим и Иерусалим» и «Автоэмансипация» Леона Пинскера, называли себя сионистами и порой – самые отчаянные – даже пробирались в Палестину, чтобы увидеть и поцеловать Святую землю предков. Таких смельчаков было тогда всего 24000 на всю Палестину и хозяйски живущих там 500000 арабов.
И вдруг нашелся герой, который в центре Европы, в Швейцарии, в открытую собирает не тайное собрание сионистов, а Конгресс!
Восторгам его участников не было предела. Делегат из России, одесский писатель Мордехай Бен-Ами, так описал это историческое событие: «Внезапно все затихло в зале. Воцарилось торжественное молчание… На сцену поднялся совершенно спокойный Герцль. Я жадно смотрел на него. Что это? Разве это не тот Герцль, которого я уже знаю?.. Этот удивительно яркий образ царского отпрыска с глубоким сосредоточенным взглядом, одновременно грустный и красивый… Один из дома Давидова, что вдруг воскрес во всем своем сказочном великолепии. Весь зал содрогнулся так, будто пред нами свершилось чудо истории… Зал задрожал от радостных криков и рукоплесканий… Казалось, что великий сон нашего народа, длившийся два тысячелетия, свершился теперь, и перед нами стоит Мессия, сын Давида… В те дни рассказывали об одном раввине, которому, чтобы охладить его восторги от появления Герцля, сказали, что последний – вовсе не религиозный человек. На это раввин радостно ответил: «Счастье мое, что он такой, в противном случае, если бы он был еще и верующим, я бы уже бегал по улицам и объявлял, что он Мессия».
Из всех участников конгресса самое сильное впечатление произвели на Герцля русские сионисты. В своей газете «Ди Вельт» он написал: «Я должен признать, что присутствие русских евреев явилось для меня самым значительным событием на конгрессе… Как же мне стыдно моих прежних мыслей о том, что мы превосходим их… Я помню доводы, которые первое время выдвигали против меня, мне говорили: только русские евреи примут участие в вашем деле. Если бы они повторили это сегодня, я бы ответил: нам довольно и этого!»
Поскольку конгресс происходил в «Гранд-казино», я могу цинично сказать: 31 августа 1897 года двадцатисемилетний юрист и журналист Теодор Герцль «сорвал банк» – выиграл создание Всемирной сионистской организации (ВСО) и стал ее президентом. Базельская программа, принятая делегатами конгресса, провозгласила: евреи имеют исторические права на земли библейских предков – Палестину, там им надлежит сконцентрироваться и построить еврейское государство, каждый еврей является носителем двойного подданства: своего государства и будущего Израиля. Закрыв конгресс, Герцль записал в своем дневнике: «В Базеле я основал еврейское государство».
38
Жабо в Базеле
Шестой сионистский конгресс открылся 23 августа 1903 года. Герцль прибыл на него из Петербурга, где он вел переговоры с Вячеславом Константиновичем фон Плеве, министром иностранных дел Российской империи, о создании еврейского государства в Палестине. Еврейские деятели России считали Плеве главным виновником Кишиневского погрома и порицали Герцля за визит к нему, но Герцль на это ответил: а разве наш учитель Моисей не отправился к фараону? На первой их встрече Плеве заявил: «Блага высшего образования мы можем предоставить лишь ограниченному числу евреев, ибо в противном случае у нас очень скоро не останется должностей для христиан. Материальное положение евреев в черте оседлости тоже плохое. Я признаю, что они живут там, как в гетто… – А через несколько дней, на второй встрече добавил: – Не хочу отрицать, что положение евреев в Российской империи не слишком завидное. Да, будь я евреем, то и я, вероятно, был бы врагом правительства. Однако мы не можем поступать иначе, чем до сих пор, и поэтому для нас было бы весьма желательным создание самостоятельного еврейского государства, способного принять несколько миллионов евреев. В то же время мы не хотим лишиться всех наших евреев. Обладателей высокой интеллигентности… мы хотели бы сохранить для себя… А от евреев низкой интеллигентности и от малоимущих мы бы охотно избавились».
