Жаботинский молча выслушивает эти рассказы. Он не записывает их, а впитывает, как наркотик, который отныне будет в его крови всю жизнь. Девяностолетнюю старуху изуродовали ножками от железной кровати. В Семеновке, пригороде Кишинева, погромщики убили двух пожилых женщин шестидесяти и шестидесяти пяти лет, а также двух матерей и их детей. Семнадцатилетнюю дочь одной из этих женщин выволокли из дома в поле, где изнасиловали и убили. В Овидполе еврейка была изнасилована в синагоге. В Виннице еврейка попросила свою знакомую, жену крестьянина, спрятать ее. Крестьянка немедленно привела домой нескольких молодых людей, которые отняли у женщины деньги и изнасиловали ее при детях.
Жаром бычьей крови наполняют Жаботинского эти рассказы. И уже не юношески-романтические мечтания о судьбе еврейского Гарибальди, а земная решимость делать что-то конкретное, практическое взрослит его мысли и тело. Он буквально физически чувствует этот ментальный сдвиг, и даже Тривус замечает в нем перемену:
– К тебе, Владимир, подойти опасно, ты похож на снаряд…
– Я не снаряд, я пушка, заряженная снарядом, – без улыбки отвечает ему Жабо.
– Но не погромщики бесят меня, – говорит он в гостинице своим новым друзьям Менахему Усышкину из Екатеринослава, Зеэву Темкину из Елисаветграда и тридцатилетнему Хаиму Бялику, поэту из Житомира, которые тоже привезли помощь кишиневским евреям: – Погромщики звери и даже хуже зверей, а от зверей нет смысла требовать человечности. Бесят меня наши. Полгорода – евреи, а мужчины прятались и не защищали своих дочерей и жен. Эта трусость хуже жидовства…
– А Хаим об этом поэму написал, – вдруг сообщает ему красавица Ира Ян, кишиневская муза Хаима Бялика.
– О чем об этом? – в недоумении переспросил Владимир.
– О нашем позоре, – жестко, на иврите, сказал Бялик. – Не то позор, что нас насиловали и убивали. А то, что мы дали себя убивать и насиловать.
– И вы об этом уже написали?
– За две ночи…
– Дадите прочесть?
– А это вы перевели «Ворона» Эдгара По?
– Я…
– Тогда вот, – и Бялик достал из внутреннего кармана пиджака несколько сложенных втрое листков бумаги, протянул Владимиру.
Владимир развернул листки, на них стихотворным столбиком были ивритские слова.
– Но это… это же на иврите… – огорчился он.
– А вы не знаете иврит? – удивился Бялик.
– А нам сказали, что вы сионист, – сказала Ира.
– Я в детстве брал уроки иврита, – краснея, проговорил Владимир. – Я… – Он вчитался в название поэмы. – «Сказание о погроме». Правильно?
– Да, – подтвердил Бялик.
– Я переведу вашу поэму!
10
Кое-что из истории еврейских погромов
«История еврейских погромов до 38 года скрывается в исторической тени», – сообщает нам профессор Аркадий Ковельман, глава кафедры иудаики в Институте стран Азии и Африки при Московском государственном университете.
В этой тени, в V веке до новой эры, персидский царь по наущению своего советника Амана дал приказ всем областным начальникам убить и истребить всех евреев от малого до старого, детей и женщин в один день. Указ этот следовало объявить «всем народам». Когда же Амана разоблачили как клеветника и повесили на дереве, евреям было разрешено «собраться и стать на защиту жизни своей, истребить, убить и погубить всех сильных в народе и в области, которые притесняют их»…
Иными словами, первый холокост планировался еще в Персии в V веке до новой эры, а осуществлен был в Европе в XX веке. Обе эти акции широко известны, я на них останавливаться не буду. А вот о планировании первого холокоста в России знают только специалисты-историки, их свидетельства упомяну. Одним из самых властвующих русских антисемитов был император Николай Первый. Количество принятых им антиеврейских законов и указов исчисляется сотнями. В самом начале сороковых годов XIX столетия он решил кардинально разобраться с этим народом и одобрил предложение Министерства государственных имуществ России о выселении всего еврейского населения Новороссии в резервацию далеко на восток, на полное вымирание в безжизненных и пустынных заволжских степях. Помешал этому геноциду, как ни странно, граф Михаил Семенович Воронцов, известный потомкам лишь по пушкинской эпиграмме. На самом деле фельдмаршал Воронцов провел свою молодость в Англии, геройски сражался с Наполеоном и был ранен в битве под Бородино, а в 1815–1818 годах командовал корпусом, оккупировавшим Францию. Назначенный генерал-губернатором Новороссии, он поднял в своем крае земледелие и овцеводство, в Одессе – торговлю, в Крыму – виноделие, дорожное строительство и лесопосадки. При нём началось пассажирское пароходство по Черному морю. А получив указание выселить евреев, написал императору:
«Ваше Императорское Величество! Зная, сколь Вы, Государь, изволите интересоваться мнением управляющих отдельными частями империи относительно дел государственных, осмелюсь и считаю долгом определиться в намерениях правительства изменить судьбу еврейского народа. Без излишества опишу нынешнее положение евреев в Новороссийских губерниях, где их пребывание не возбраняется. Указанные евреи вытеснены из Западной Европы и во внутренние губернии России не допущены. Большая часть их относится к малодостаточным обывателям, принуждена добывать хлеб насущный мелочной торговлей, трудом на казенных землях и ремесленными услугами обывателям…
Бесчеловечны меры, что указано применить к ним и выслать их из селений и местечек, поселить в одном месте, лишить участия в правах. Смею указать, мой Государь: сии подданные Вашего Величества крайне бедны. Отстранение от обычных занятий обречет их на истребление через нищету и умственное отчаянье. Эта участь падет на людей, ни в чем не провинившихся против России. Наоборот, будучи верными подданными, евреи заслужили полное от правительства доверие. Благоразумие и человеколюбие призывают отказаться от жестокой меры, ибо плач и стенания несчастных будет порицанием правительству и у нас, и за пределами России…
Смею думать, что худые последствия будут неизбежны, если мера сия примется во всей строгости, смею думать, что мера сия и в государственном виде вредна и жестока…
Зная, сколь Ваше Императорское Величество благоволите мне, недостойному высокой милости, припадаю к стопам Вашим, Государь, о смягчении судьбы несчастного народа».
Столь дерзкая и, по сути, героическая защита евреев настолько потрясла Николая Первого, что, пригласив Воронцова на обед, император сказал ему: «Удовлетворил я твое представление, граф, касательно евреев».
Но где истоки этого антисемитизма, откуда?
Оказывается, истоков несколько. В III веке до новой эры египетский жрец Манефон написал на греческом языке книгу, содержавшую первые антисемитские мифы. Но в эллинистическую эпоху этот антисемитизм не выходил за литературные рамки. И только Римский мир, принесший процветание стольким народам (а поначалу и евреям), объединивший все Средиземноморье в содружество просвещенных рабовладельцев, этот мир – цивилизованный и культурный как никакой другой – вылился для евреев в серию погромов, а затем и в национальную катастрофу. Почему?
