И этого начальника тюрьмы, этих надзирателей полюбил Жаботинский?
Странно это.
Семь недель – почти два месяца! – без суда продержать известного журналиста в одиночной тюремной камере – это, согласитесь, даже для «проклятого царизма» событие из ряда вон. Причем – никакого возмущения публики, никаких гласных действий редакции «Одесских новостей» или хозяев газеты. Я провел девять дней в подвальном архиве Одесской городской библиотеки, листая ветхие подшивки этой газеты за 1902–1903 годы, и не нашел ни строчки о причине двухмесячного отсутствия публикаций самого читаемого в городе журналиста.
«Мы послали ваши статьи, сударь, официальному переводчику, который определит, не опорочили ли вы наше государство…» А через несколько строк: «Я вышел на свободу, потому что официальный переводчик не нашел в моих статьях “посягательств на достоинство государства”». То есть, переводчик семь недель читал статьи Жаботинского в миланской газете, но даже в статье «Толстой – царю», где черным по белому сказано про Николая Второго «слабовольный, нерешительный, неспособный к живому чувству, под пагубным влиянием своих советчиков совершил шаги, отмеченные крайней реакционностью…» – даже здесь официальный переводчик «не нашел посягательств на достоинство государства»?
Простите, господа!
Позвольте все-таки думать о государевых чиновниках – «в канцелярии тюрьмы я застал жандармского генерала и помощника гражданского прокурора, молодого человека, которого я несколько раз видел в “Литературном клубе”», – так вот, позвольте о жандармском генерале и помощнике гражданского прокурора думать более сдержанно, чем о филерах и рядовых жандармах.
Я уверен, что все обстояло далеко не так легкомысленно, как кажется при первом прочтении мемуаров моего героя – даже при всем моем им восхищении.
Я не сомневаюсь, что через неделю после ареста Жаботинского прокуратура уже имела полный перевод его итальянских статей. В статье «Одесские “отсидки” Владимира Жаботинского» все та же Наталья Панасенко это подтверждает документально: «В 1903 году… вице-директор департамента полиции на запрос Херсонского градоначальника отвечает: “Владимир Жаботинский, сотрудничая в 1901 и 1902 годах в римской газете “Раtriа”, в своих корреспонденциях заведомо извращал и представлял в крайне тенденциозном виде все явления политического характера в России”».
То есть, в Одесской полиции прекрасно знали все антиправительственные «грехи» юного Жаботинского и в 1901, и в 1902 годах. И потому я думаю, что все семь недель, которые он сидел в тюрьме, руководство полиции и прокуратуры судило и рядило, что же им делать с этим Альталеной.
Вполне возможно, и даже наверняка, Александр Эрманс, владелец газеты, и Израиль Хейфец, главный редактор, по своим закулисным каналам, Лео Трецек через своих полицейских друзей, а сестра Тамара через учеников своей школы, – все пытались повлиять и таки повлияли на высшее городское начальство. И, в конце концов, помощник гражданского прокурора, рыжий молодой человек, который несколько раз видел и слышал Жаботинского в «Литературном клубе», уговорил жандармского генерала поехать в Крепостную тюрьму, дабы своими глазами взглянуть на этого Альталену и решить, опасен ли он для государевой власти. А поскольку двадцатидвухлетний Жаботинский, по всем воспоминаниям, выглядел семнадцатилетним, то генерал махнул рукой: «Ладно, выпустите мальчишку. Только возьмите под надзор!»…
4
Февраль
Вы помните финал замечательного фильма «Крестный отец»? В католическом храме под величественную органную музыку Баха Майкл, сын Дона Карлеоне, становится крестным отцом своего племянника, и в это же время его «гвардейцы» расстреливают, душат и ликвидируют всех членов конкурирующей банды…
А теперь перенесите себя в февраль 1903 года…
Тринадцатого-четырнадцатого февраля 1903 года в Зимнем дворце состоялся двухдневный костюмированный бал-маскарад в честь 290-летия дома Романовых. Бал поражал своей роскошью и великолепием. Император Николай Второй не отступил от своего слова «хранить основы самодержавия твердо и непреложно», и по его велению вся знать Российской империи явилась на бал в костюмах «допетровского времени». Гости собирались в Романовской галерее Эрмитажа, а затем, шествуя попарно, приветствовали императорскую семью, совершая так называемый «русский поклон»…
И все это происходило когда?
Когда уже третий год в России царил не император, а экономический застой! Многие зарубежные банкиры и промышленники-евреи отказывались предоставлять России кредиты и делать капиталовложения в ее экономику из-за бесправного положения в этой стране своих единоверцев. В связи с денежным кризисом банки остановили кредитования предприятий. За три года закрылось до трех тысяч заводов и фабрик. Заработная плата на всех предприятиях снизилась на двадцать-тридцать процентов. Безработица, массовые банкротства и многомиллионные крахи стали всеобщим явлением…
А бал продолжался! По сообщениям прессы, Николай II был одет в костюм царя Алексея Михайловича, правившего в 1645–1676 годах: кафтан и опашень золотой парчи, царская шапка и жезл. А императрица Александра Фёдоровна – в костюм царицы Марии Ильиничны, первой жены царя Алексея. Придворные дамы были одеты в сарафаны и кокошники, а назначенные императрицей 65 кавалеров – «танцующих офицеров» – появились в костюмах стрельцов или сокольничих. Как писал очевидец события, «впечатление получилось сказочное от массы старинных национальных костюмов, богато украшенных редкими мехами, великолепными бриллиантами, жемчугами и самоцветными камнями, по большей части в старинных оправах. В этот день фамильные драгоценности появились в таком изобилии, которое превосходило всякие ожидания». Император записал в своём дневнике: «Очень красиво выглядела зала, наполненная древними русскими людьми…»
И в эти же дни, 11–13 марта 1903 года, в Златоусте во время расстрела бастующих рабочих погибли 45 человек, 87 были ранены, более ста арестованы… «Старое государственное здание трещало во всех углах. Святейший синод отлучил Льва Толстого от церкви. Послание синода печаталось во всех газетах. Столпы государства требовали от великого художника-реалиста веры в бессеменное зачатие и в святой дух, передающийся через хлебные облатки. Мы читали и перечитывали перечень «лжеучений» Толстого каждый раз со свежим изумлением и мысленно говорили себе: нет, будущее представляем мы, революционеры, а там, наверху, сидят не только преступники, но и маньяки. И мы чувствовали наверняка, что справимся с этим сумасшедшим домом…» (Лев Троцкий).
…А бал продолжался! Следом за танцами по ходу бала состоялся концерт в Эрмитажном театре: сцены из оперы «Борис Годунов» с участием Федора Шаляпина и из балетов «Баядерка» и «Лебединое озеро» в постановке Мариуса Петипа и при участии Анны Павловой…
«Роль застрельщиков в борьбе играло студенчество. Гонимое нетерпением, оно стало прибегать к террористическим актам. После единичных колебаний марксистская часть высказалась против терроризма. Химия взрывчатых веществ не может заменить массы, говорили мы. Одиночки сгорят в героической борьбе, не подняв на ноги рабочий класс. Наше дело – не убийство царских министров, а революционное низвержение царизма… Из подполья движение начало выливаться на улицы городов. В кое-каких губерниях зашевелилось крестьянство… Раздавшись вширь, революционное движение оставалось, однако, разрозненным. Царизм имел огромный перевес единства действий. Необходимость создания централизованной партии сверлила в то время многие мозги… Летом 1902 года мы узнали, что за границей создана марксистская газета «Искра», поставившая своей задачей создание централизованной организации профессиональных революционеров, связанных железной дисциплиной действия. Пришла изданная в Женеве книжка Ленина «Что делать?», целиком посвященная тому же вопросу…» (Лев Троцкий).
