Хотя уже давно стемнело и мелкий октябрьский дождик шелестел по окнам, никто в оконных проемах не закрыл ни фрамуг, ни форточек. Наоборот, теперь, в вечерней темноте, газовые лампочки, горевшие в глубине тюремных камер, четко высвечивали в окнах фигуры слушающих заключенных, причем не только в корпусе «политиков», но и в соседнем, у уголовников. И, вдохновляясь всеобщим вниманием, «Саламандра» уже с ораторским мастерством и жестом продолжил:
– Возьмите только список выдающихся людей, которые терпеть не могли евреев: кого вы там только не найдете! Цицерон, Ювенал и Тацит, Джордано Бруно и Лютер, Шекспир, Вагнер, Дюринг, Гартман, в сущности и Ренан, Пушкин, Гоголь, Шевченко, Достоевский, Тургенев… Это даже не десятая доля полного списка. Наконец, вот что я вам скажу. Вы, евреи, вообще мало встречаетесь с русскими, даже с юдофильствующими, а я среди них живу и знаю, как они к вам относятся, когда вас нет поблизости. Вы, господа, сами не знаете, сколько у вас врагов даже среди ваших друзей. Может быть, это не «вражда» в настоящем смысле, даже не презрение: это именно какое-то непреоборимое ощущение низшего существа, низшей расы. Это ощущение есть у всех, и когда одно и то же чувство разделяют все, тогда это чувство – правда.
– Вы закончили? – спросил Жаботинский из своего окна.
– Закончил. Жду ваших возражений.
– Я не буду возражать.
– Вот как? – победно удивился «Саламандра».
– Не буду. Разве что укажу вам на две-три мелочи, которые мне запомнились. Например, о загробной жизни. В Библии о ней действительно не говорится, тем не менее совершенно ясно, что верования о загробной жизни у древних евреев были. Саул в Эн-Доре вызывает тень пророка Самуила. Самуил «подымается» и спрашивает: «Зачем ты меня потревожил?» Для всякого, кто привык разбираться в истории культуры, ясно, что такая легенда, вообще сама идея вызывания мертвецов может зародиться только там, где есть вера, что мертвец и за гробом продолжает жить. А другие выражения Библии, вроде того, что «Авраам присоединился к народу своему», иными словами – умер? Или та тщательность, с которой Авраам выбирает место, где похоронить Сарру? Всякий социолог скажет вам, что это явные черты народа, веровавшего в загробную жизнь. Прямого изложения этих верований в Библии не сохранилось, но не забудьте, что почти вся древнейшая литература евреев погибла, и Библия – только осколки ее. В Книге Эсфири ни разу не упоминается имя Божие. Если бы уцелела только она, вы бы стали уверять, что евреи не знали идеи Бога… Или вот, тоже о красках и вообще о художестве. Во-первых, кроме русого Давида и смуглой Суламифи, в Библии есть еще и «зеленеющие» деревья, и «красная» чечевичная похлебка, и «синяя» пряжа. Во-вторых, картины природы в Песне песней, именно по богатству зрительных впечатлений, куда полнее Гомера и его розовоперстой зари. В-третьих, почему вы напираете на отсутствие пластических искусств, а забываете о высоком развитии музыки у древних евреев? Книги Паралипоменон полны музыки даже чересчур – на каждом шагу музыка и пение. Это еще спорно, какое искусство глубже, какое искусство более артистично – пластическое или тоническое. А что касается иностранных зодчих, то ведь и вам в России долгое время все лучшие храмы строили заморские архитекторы, однако вы себе не отказываете в художественной душе… Но это все мелочи. По существу я с вами спорить не буду.
– Значит, согласны?
– Нет. Просто, по-моему, вообще нет высших и низших рас. У каждой есть свои особенности, своя физиономия, свой комплекс способностей, но я уверен, что если бы можно было найти абсолютную мерку и точно расценить прирожденные качества каждой расы, то в общем оказалось бы, что все они приблизительно равноценны.
– Как так? Чукчи и эллины равноценны?
– Я думаю. Поселите чукчей в условиях древней Эллады – и они, вероятно, дали бы миру свои ценности. Не те самые, какие дали миру греки, потому что у каждого народа свое, но все же ценности и, быть может, равные с эллинскими. А если бы греков поселить выше Полярного круга, то еще неизвестно, была бы у них резьба по моржовой кости или нет. Доказать это, конечно, не в нашей власти: я вам только высказываю свое убеждение. Я не верю в то, будто есть высшие и низшие расы. Все одинаково и по-своему хороши.
– Странно слышать это из уст еврея, – наклонился вперед и вниз «Саламандра», пытаясь увидеть своего странного оппонента. – Вы, которые исторически смотрели на себя как на племя избранное…
– Да, да, знаю я этот довод! – быстро ответил Жаботинский. – Я вам и больше скажу: после разрушения Титом второго храма еврейские мудрецы больше всего убивались именно о том, что Бог предал их в руки «умма шефела». «Умма шефела» значит буквально «низшее племя». То есть, понимаете, в их глазах римляне, блестящие римляне, уже впитавшие в себя, кроме собственной культуры, изысканную ценность эллинизма, – были все-таки низшей расой. Но это доказывает только одно: что те мудрецы были ослеплены. И точно так же все новые теории о низших расах – продукт ослепления.
– Нет, я с этим не согласен, – вдруг послышался снизу хрипло-прокуренный голос «Селезня». – Что все расы равноценны, это парадокс. Посмотрите на негров, они живут в Америке рядом с белыми – но разве они равны белым? Или на турок, которые устроили Стамбул на том месте, где арийцы создали Византию. Разве они стали арийцами?
– Я тоже считаю ваше положение, будто все расы равноценны, настолько парадоксальным, что даже не стану его опровергать, – легко и авторитетно вернул себя в дискуссию «Саламандра». – Вы не найдете пяти человек даже среди ваших здешних единоверцев – вернее, особенно среди ваших единоверцев, – которые согласились бы с этим мнением. Оставим поэтому общий вопрос в стороне. Речь у нас шла о еврейской расе. И главное, чем я интересуюсь, это жизнь, и я вам изложил общее впечатление, которое у меня осталось по этому вопросу из книг и из наблюдения жизни. Вы не смогли меня опровергнуть…
– Потому что о вкусах не спорят, – Жаботинский пожал плечами. – Из ваших слов ясно одно: что мы вам не нравимся. Но это дело эстетики. Объективного критерия тут быть не может. Вы считаете, что ждать награды в загробной жизни есть этика высшего качества, чем ждать награды в жизни земной, а я считаю, что наоборот. Вы считаете, что заимствовать элементы культуры у Вавилона – значит быть коммивояжерами. А я считаю, что народ, который сумел на самой заре своей жизни собрать эти осколки золота и создать из них вечный храм Веры, – что этот народ есть народ творчества par exellence среди всех народов земли. Словом, дело вкуса. Я ведь не отрицатель рас, я не спорю против того, что есть арийское начало и есть еврейское и что они различны по содержанию. Я только считаю нелепостью всякую попытку установить, какое из них «высшее» и какое «низшее». Думаю, что оба необходимы человечеству. А всякая оценка может исходить только из предвзятой нелюбви. Но вы иного мнения. Вы считаете свою славянскую расу высшей и арийской, самой духовной и богоносной. Что особенно наглядно на примере русской литературы…
– А что вы имеете против нашей литературы? – снова возмутился снизу «Селезень».
– Вот именно! – поддержал его «Саламандра». – Еще со времен Радищева наша литература славит свободу и милость к падшим призывает!
