– Так вот в чем дело? Ты думаешь, что я убил Стива? Ты до сих пор осталась тупоголовой малолеткой, если так считаешь.
Может, я и была собакой Лестера, может, он и впрямь меня выдрессировал, не знаю. Но я, словно по команде, словно по бешеному, безошибочному чутью страха и неповиновения, кинулась на Алекса. Удар в лицо, затем в живот, снова в лицо, да с такой силой, что он упал на пол.
– Ты ответишь за его смерть, конченый ты подонок!
Лежачего не бьют, как говорится, но я била. И в свои удары я вкладывала всю силу, всю боль и ярость, что приобрела за всю свою жизнь. Он слаб, не мог мне ответить, ему оставалось только кричать и выхаркивать кровь. Кто-то скажет, что это нечестно. Неравные условия. Но я уверена, что Стив тоже сражался в неравных условиях. Алекс его и пальцем не тронул, за него всю грязную, кровавую работу выполнили другие люди. Как и всегда.
– Ты будешь страдать так же, как и он!
Мне хотелось в буквальном смысле порвать его на куски, но я понимала, что для него смерть – слишком легкое наказание. Пусть раны его будут ныть каждую ночь, пусть он будет слабеть, смотреть в потолок и проклинать свою жизнь. Вспоминать всех, кому сделал больно.
А я буду наблюдать и навещать его. Бить по едва затянувшимся ранам, разрывать сосуды и наслаждаться его слабостью.
* * *
Я вернулась в свою комнату и обнаружила на покрывале грязно-синего цвета оранжевый конверт. Насторожилась, подошла к кровати, осторожно взяла его в руки. Сразу не решилась открыть. Пощупала, внутри был тоненький листик. Вспомнила вдруг, как Чед подбрасывал мне письма в мой школьный шкафчик. Господи, это было так давно, что уже кажется выдумкой! Еще он испек мне пирог, приютил и дал денег, которых меня лишили.
Чед Маккупер… Как же мне хочется вновь получить от тебя письмо!
Я раскрыла конверт и стала читать:
«Привет, Арес! Знаешь, я раньше никогда не понимала, зачем люди пишут друг другу письма. Ведь есть интернет, телефон, видеосвязь. Но теперь, когда я нахожусь, блин, в Средневековье, мне приходится молить отца, чтобы тот хотя бы письмами разрешил общаться с внешним миром. Дела у меня так себе, я чувствую себя заложницей, хотя и понимаю, что иначе мне не выжить. Читаю вот книги. Без тебя мне приходится это делать, иначе бабушка не отстанет. Я безумно по тебе скучаю. Надеюсь, у тебя все хорошо.
Обнимаю.
Арбери».
Я улыбнулась, еще долго рассматривала ее почерк, прыгающие буквы, легкомысленные завитки.
Я подошла к окну и увидела Лестера в компании с каким-то мужчиной. Через пару минут я оказалась на крыльце. Незнакомец шел в сторону леса, а Лестер, заметив меня, направился ко мне.
– Спасибо за письмо.
– Я хотел передать тебе его лично в руки, но не застал тебя.
– Слушайте, а вы неплохо здесь устроились, – сказал мужчина спиной к нам. – Чистейший воздух, тишина…
– Так переезжай к нам. Дом огромный.
– Сколько ему лет?
– Не знаю, много.
– Я бы снес это старье, построил бы ультрасовременное здание и вот тогда бы с удовольствием переехал.
Он развернулся, взглянул на меня.
– Так, а это что за лесная нимфа?
– Здравствуйте, я Арес.
– Элиот, очень приятно.
– Мистер Крэбтри? Наконец-то я вас увидела.
– И мы увидимся снова, совсем скоро, на церемонии.
Элиот выглядел не так, как я его себе представляла. Зрелый мужчина с вечно угрюмым лицом, в дорогом костюме и, возможно, с тростью из красного дерева – вот таким почему-то я его видела в своем воображении. Но в действительности это был мужчина, приближающийся к тридцати пяти годам, с черными, горящими глазами, элегантной проседью, с бородой, за которой он ухаживал охотнее, чем за женщинами. Из моего воображения остался только дорогой костюм.
– Что за церемония? – спросила я.
– Помнишь, я говорил про отель, который мы намереваемся открыть вместе с Элиотом? Так вот, все готово, и на следующей неделе – церемония открытия, – ответил Лестер.
– Это будет величайшее событие в Манчестере! Отель, казино, потрясающий ресторан с лучшими поварами. «Грандеза» точно станет достопримечательностью Нью-Гэмпшира.
– Будем надеяться.
– Ну что ж, мне пора. Обязательно как-нибудь еще к вам заеду.
Как только машина Элиота скрылась за поворотом, мы с Лестером стали медленно шагать к дому.
– Как всегда я все узнаю последней.
– Этот праздник нужен только Элиоту и его свите. Они к этому привыкли.
– Почему он так за нас зацепился? Всегда помогает?
– У нас есть то, что ему нужно – роскошный район Манчестера. В нашем отеле будет останавливаться президент и другие важные персоны. Мы окунаемся в совершенно другой мир.
А если бы «Сальвадор» все еще существовал и владел бы лакомым кусочком Манчестера, то Крэбтри окунул бы нас в наши испражнения, а затем пристрелил по приказу Алистера.
– А ты не думал над словами Одетт? Я переживаю за твою семью, не хочу, чтобы Ноа вновь пережил тот кошмар. Но, как я понимаю, тебе на это все равно? Власть – вот что тебе нужно. И хорошее подкрепление в лице Элиота. А еще куча денег и важные персоны.
– Ничего ты не понимаешь, Глория. Ты думаешь, что я не хочу остановиться? Я, так же как и ты, хочу вернуться в свое прошлое и жить обычной жизнью. Но я зашел слишком далеко. Я создал «Абиссаль» только для того, чтобы защитить свою семью, и если я откажусь от всего, чего я достиг, то Ванесса и дети будут в огромной опасности. У меня много врагов, и, узнав о том, что я остался один, без защиты, они все придут за мной и моей семьей. Ты права, мне нужна власть, потому что без нее у меня не будет возможности спасти дорогих мне людей.
* * *
Каким-то образом они раздобыли несколько упаковок пиццы. Даже мне оставили. Я села за стол между Домиником и Север. Во главе стола сидел Брайс, левее – Джеки, рядом с ним – Миди.
– Тебе ходить ничего не мешает? – спросила Миллард.
– В смысле?
– В последнее время ты ведешь себя так, будто отрастила яйца.
Послышались тихие смешки. Прям как в школе, когда мы подшучивали над учителем.
– На самом деле я тебя даже зауважала. Музыкант заслужил.
– А по-моему, это довольно глупый поступок, – вмешалась Север.
– Ты так считаешь? – спросила я.
– Как бы тебе не было тяжело и противно, Лестер его принял. И вам придется существовать вместе. Делить дом, еду, проблемы.
– Этого не будет. Я его убью, – я произнесла это таким спокойным тоном, будто сказала: «М-м-м, в пицце слишком много анчоусов».
