– Что ты делаешь?! Прекрати!
– Брайс, Доминик, отнесите его на нижний уровень.
– Лестер, ты не можешь казнить человека, ничего не выяснив.
– Один раз он уже предал своих людей.
– Он никого не предавал, ты же знаешь истинную причину!
– Об этой причине поведал нам он, но теперь не факт, что она истинная. Джеки, Север, не выпускайте ее.
– Сайорс! Сайорс!
Тело Сайорса потащили за пределы зала. Тогда я его видела в последний раз.
Его заперли в кафельной комнате, затем стали проверять слова Север на подлинность. Оказалось, Сайорс действительно похитил взрывчатку, это стало ясным после просмотра кассеты с записью камер наружного слежения. Сомнений больше не было.
Сайорса застрелили в моей пыточной.
* * *
Миди не выходила из своей комнаты весь следующий день. Вечером я подошла к ее двери. Прислушалась. Тишина. Мертвая, гнетущая. Такая же поселилась в моей комнате, когда я только-только отходила от смерти Стива. Я робко толкнула дверь. Слава богу, не заперта. Миди лежала на своей кровати, уткнувшись лицом в подушку. Осторожно дотронулась до ее руки.
– Миди, я приготовила ужин, а еще испекла пирог. С консервированным абрикосом.
Она подняла голову. Опухшие веки, кровавые белки, искусанные губы. Я увидела перед собой себя. Такую же слабую, измученную, разбитую.
– Ты, наверное, сейчас радуешься, – тихо сказала она.
– Что?
– Я теперь чувствую то же, что и ты. Я потеряла любимого человека.
– Я никому такого не пожелаю, даже врагу. Даже тебе, Миди Миллард.
Эта боль кажется невыносимой. Солнечный свет больше не мил тебе, весеннее тепло кажется адским пеклом, а добрые улыбки людей воспринимаются как насмешки. Все будто потешаются над твоим горем. Но это пройдет. Человек все может вынести, теперь я это точно знаю.
– Мы с тобой такие разные, Глория, но у нас одинаковая боль.
– Я нашла вино. Пойдем, мы обязаны выпить за тех, кого потеряли.
23
– Какой-то ужас!.. Даже на улицу страшно выходить, – сказала тетка в зеленом жакете.
– А еще страшнее то, что полиция бездействует, – взволновано промолвила знакомая тетки в зеленом жакете.
Незамедлительно к их разговору присоединилась белокурая женщина, сидевшая за соседним столиком школьной кофейни.
– Мой муж – полицейский, он знает все, что происходит на улицах Манчестера, и он мне объяснил, почему полиция не предпринимает никакие действия. Дело в том, что бандиты убивают бандитов. Ни один из порядочных людей не пострадал. Поэтому полиции выгодно не вмешиваться. Зачем устраивать погони, рисковать жизнью, если можно предоставить это дело естественному отбору? Пусть эти ничтожества друг друга поубивают. Так наш город станет чище.
Одно из этих ничтожеств находилось с ними в одном помещении, мирно попивая капучино. И этим ничтожеством была я. Пока я ждала Арбери, мне пришлось многое услышать. Эти женщины желали нам мучительной смерти, осыпали нас проклятьями, говорили, что дети падших людей должны быть истреблены, поскольку они носят в себе гены жестокости и насилия, доставшиеся им от их нечестивых родителей. Мы все должны гнить в одной общей могиле, нас никто не должен оплакивать, произносить наши имена перед иконой. И это говорили женщины, мамочки, ждавшие своих детишек из школы.
Арбери ждала меня у машины. Две длинные косы, крохотный топ, клетчатая юбочка, сигарета, зажатая в фарфоровой ручке.
– Выброси.
– Но ведь ты тоже куришь.
– Выброси. Иначе я засуну тебе ее в зад.
Арб давно поняла, что мои угрозы всегда материальны, поэтому она не стала рисковать в этот раз и послушно избавилась от сигареты. В абсолютном молчании мы доехали до ее дома.
– Пока.
– Не торопись прощаться, – сказала я, покидая салон вместе с ней. – Ванесса с Ноа пошли на детский праздник, поэтому я посижу с тобой до их возвращения.
Арбери недовольно фыркнула и зашла в дом, хлопнув дверью. Демонстративное проявление ее недоброжелательности давно стало для меня очевидной вещью очередного дня.
В холодильнике Боуэнов я нашла арахисовое масло, в хлебнице – свежий отрубный батон. Я стояла, медленно намазывала масло на кусочек батона и наслаждалась этим, казалось бы, обычным занятием. Самая настоящая простая радость: стоять, делать себе бутерброд и на миг забыть, кто ты. За окном пели птицы, холодильник шумел, часы скромно тикали. Приятно оказаться в нормальном мире, полном спокойствия, с мелкими прожилками рутинных проблем.
– Можно я пойду в душ?
– Делай, что хочешь. Не нужно отпрашиваться.
– Прости, но я уже не знаю, что мне можно делать, а что нельзя. Можно я воспользуюсь клубничным гелем для душа, а вытрусь желтым полотенцем? Но перед этим схожу в туалет, можно?
Ее самолюбие, взлетевшее до спутников НАСА, меня нисколько не выбило из колеи. Возможно, до минувших событий я бы взорвалась, отыгралась бы на ней по полной, но в носу все еще стоял запах дыма, горевших тел «Буйволов», а кожа на левой руке все еще болела, протестовала из-за вогнанной в нее чужеродной краски, оставленной Сайорсом, тихим другом, совершившим громкое предательство. Я была слишком подавлена.
– Ты что, рылась в нашем холодильнике? Кто тебе позволил? Ты просто жалкий мусор! Не смей ничего трогать своими грязными руками!
Но даже будь ты тысячекратно подавлен, эмоционально выжат, Арбери Боуэн сможет разжечь в тебе неистовую ярость за пару секунд.
Я присела на стул, откусила кусочек от бутерброда, облизнула верхнюю губу, равнодушно посмотрела на Арб.
– Твой отец – умный человек. Я бы даже сказала, слишком умный. И мать у тебя умница. В кого, интересно, ты такая умалишенная родилась? Чем дольше ты ведешь себя, как капризное дерьмо, тем дольше я буду ходить за тобой по пятам. В твоих интересах начать вести себя нормально, хотя бы сделать вид. Считаешь себя крутой, потому что твой отец крутой? Что ж, на деле все выглядит иначе. У тебя даже лобковые волосы не отросли, а ты уже ведешь себя как прошмандень. На тебя противно смотреть. Так что да, иди помойся, дорогая. И вытрись, как следует. А потом иди к себе в комнату и выполни домашнее задание. Я все проверю. Ты хотела, чтобы у нас были с тобой вот такие отношения? Теперь пожинай свои плоды. Даю тебе двадцать минут. Время пошло.
Арбери – крошечный орешек, который можно расколоть усилием одной руки.
– Да я пошутила.
– А я нет.
Мысленно она меня обозвала самым поганым словом, но вслух ничего не отважилась сказать.
Пока Арб принимала душ, я решила прогуляться по дому Лестера.
Сначала я оказалась в комнате Ноа. Голубые обои с забавными рисунками, кроватка, игрушки, аромат моющего средства с цветочной отдушкой и слабый запах детской мочи. Далее я зашла в спальню Ванессы и Лестера. Блестящее покрывало, пышные подушки. В этой комнате отчего-то стало мне грустно. Наверное, я почувствовала холод одиночества, что окутывал Ванессу по вечерам. Лестер редко проводил здесь время. Особенно теперь, когда враги «Абиссали» перешли в наступление. Следующая комната – убежище Арбери. Не ожидала обнаружить в ней порядок. Просто рай для перфекциониста. Не было никаких плакатов суперзвезд, которыми девчонки ее возраста постоянно уродовали свои стены, не было стопок молодежных журналов, игрушек, намека на наивность. Аскетичность комнаты Арбери разнилась с хаосом ее души. Внезапно я вспомнила свою комнату. Небольшую, но уютную. Мои любимые вещи, статуэтки, диски, книги, плюшевый зоопарк, который время от времени поднимал мне настроение, стол у окна, пушистый коврик под ногами. Интересно, что папа сделал с моими вещами после моей «смерти»?
