В зале сидели Север и Джеки. Я накрывала на стол.
– Что это? – спросил Джеки.
– Каша, – ответила я. – Вся еда закончилась, я нашла только крупу и немного молока.
– А где Сайорс? – обратилась Север к Джеки.
– Я звал его, но он меня проигнорировал. Видимо, не в духе сегодня.
– Это он из-за Миди. Несчастный влюбленный. Да уж… Миди, конечно, настоящий ходячий кошмар, но кое в чем она была вчера права: Лестер не должен был от нас что-либо скрывать. Ладно, пойду отнесу Сайорсу завтрак.
Север оставила нас с Джеки одних. Неловкая ситуация. Моя шея до сих пор болела из-за того инцидента. Мы долго молчали, я ела кашу, а Джеки возился ложкой в тарелке, рассматривая каждый комочек ее содержимого.
– Можешь не есть, я тебя не заставляю.
После моих слов Джеки все же погрузил ложку в рот.
– Да не, вкусно. Я… наверное, должен извиниться за тот случай в Сабаделе. Я не должен был так поступать.
– Да я уже забыла.
– Не забыла.
– Ну… Хорошо. Я не забыла, но я все прекрасно понимаю, я для вас чужая, вы не доверяете мне, это нормально.
– Можно спросить?
Я кивнула.
– Вся твоя семья думает, что ты умерла?
Ну вот зачем он про это? Какое же удовольствие испытывают люди, расковыривая болючие раны другим!
– Да. Они меня похоронили.
– Жесть.
– Это… очень сложно. Свыкнуться с мыслью, что тебя больше нет, что у твоего надгробия тебя оплакивали родственники… Господи, у меня есть надгробие…
Джеки с минуту молчал. Вид у него был понимающий. А мне это и нужно было. Понимание.
– А меня мать хотела продать.
И после этого он засмеялся. Я тоже. Смеяться, конечно, не над чем, просто нас рассмешила тогдашняя ситуация: сидят такие два несчастных подростка, жизнь на семьдесят процентов которых состояла из лютого дерьмища. Такой пограничный смех, когда вот ты вроде бы смеешься, но еще одно мгновение – и начнешь горько плакать.
– Ты победил. Слушай, ты, получается, практически всю жизнь живешь с Лестером?
– Да. До сих пор помню в деталях тот день, когда он привел меня к себе домой.
– Расскажи.
– Лестер вел меня за руку до самой двери. Ее открыла светловолосая женщина с большими глазами. Это была Ванесса, жена Лестера. Она удивленно на меня смотрела, ее глаза от этого стали еще больше: «Кто это?» – «Джеки, беги в ванную, она вон за тем углом, стеклянная дверь. Помой руки и возвращайся». Я побежал в ванную, пока мыл руки, слушал их разговор. Лестер рассказал про то, как нашел меня и спас. А закончил предложением усыновить меня. «Ты в своем уме, Лестер? Ты вот так просто взял и принял такое серьезное решение без меня?» – «У меня есть люди, которые помогут нам быстро все оформить, никаких проблем не будет. Он необычный мальчик, столько всего перенес… Если бы ты знала, в каких условиях он жил». – «Лестер, мы не можем его усыновить, понимаешь? Нас с тобой посчитают безумцами. А вдруг он болен, вдруг заразен чем-то опасным? Его мать была наркоманкой! Мне очень жаль мальчика, правда, его история ужасна… Но в такой ситуации нужно думать трезво: есть специальные люди, которые занимаются такими детьми. Они ему помогут. С ним все будет хорошо».
Я все понимал, каждое слово. Слушал их и слушал. Ванесса все же победила. Они сошлись с Лестером на том, что я переночую и на следующий день отправлюсь в приют. Мне не нравилось слово «приют». Это что-то временное, неродное, фальшивое. Мне нравилось слово «дом». Я не знал, что оно означает, но точно понимал, что значение у него хорошее. Говоришь про себя: «Дом», и сразу как-то теплее становится. То место, где я жил со своей мамой, нельзя было назвать домом. Я помню, это была малюсенькая, пропахшая уксусом комнатка с тумбочкой, заваленной всяким хламьем, и скрипучей кроватью. Я спал на полу, кроватью довольствовалась только мама со своими «друзьями». Каждый день был какой-то новый «друг». Всю ночь скрипела мамина кровать, мама еще кричала. Я однажды подумал, что ее мучают, ей больно, нужно срочно ее защитить, стал бить голую задницу ее «друга», который ерзал на ней, но он мне потом так зарядил по голове, что, по-моему, я отрубился. И вот я сидел в доме Лестера. Он пошел в душ, а мы с Ванессой отправились на кухню. Так вкусно пахло! Мать вечно меня кормила просроченными детскими смесями, ей их давали где-то бесплатно. Она разводила смесь в тарелке, и я пил. Иногда меня подкармливала соседка. Бабулька дряхлая, вонючая, постоянно готовила какие-то лепешки для своей такой же дряхлой и вонючей кошки, те же лепешки давала и мне.
«Хочешь куриную грудку и рис?»
Я не знал, что Ванесса мне предлагает, но отказываться не стал. Ванесса поставила огромную тарелку передо мной, и я тогда чуть не умер от счастья.
«Тебе, наверное, жарко, давай снимем твою кофту?»
Ванесса помогла снять мне мои лохмотья, и в следующий момент ее глаза стали мокрыми. Она смотрела на меня, боясь вновь дотронуться, и плакала. Я тогда был очень худым, наверное, таким же, как африканские дети. А еще у меня были куча синяков и шрамы повсюду. Мамины «друзья» частенько меня били. Да и мама тоже им не уступала. Когда у нее заканчивалось пособие и не на что было купить наркотик, у нее была ломка, мама в такие моменты была похожа на какого-то страшного зверя.
«Боже!..»
Я начал есть. Руками. Ванессе это не понравилось.
«Нет, это нужно есть вилкой, я же тебе положила. Ты умеешь пользоваться вилкой?»
Конечно, я не умел. Я умел только пить кислые смеси и жадно есть руками бабкины лепешки. Ванесса еще больше расплакалась. Она взяла мою руку в свою, захватила ею вилку.
«Набираешь ею чуть-чуть, чтобы не высыпалось, и аккуратно несешь к ротику, вот так».
Какие у нее были нежные руки!.. Я полюбил ее в одночасье. Она села напротив меня.
«Сколько тебе лет?»
Я смотрел на нее, как недоразвитый. Хотя я и был недоразвитым. В пять лет дети уже второй язык начинают изучать, а я не знал, сколько мне лет. Зато я знал очень много матерных слов. Опять же спасибо маминым «друзьям». Потом Ванесса меня помыла, осторожно, нежно, а затем уложила в постель. Посте-ель! Такая мягкая, теплая!..
«Почитать тебе сказку?»
Я не знал, что такое сказка, но опять же согласился. Ванесса держала маленькую разноцветную книжку и читала сказку про волчонка, тихим, приятным голосом. А следующим утром я, Ванесса и Лестер сидели за столом на кухне, завтракали и Лестер спросил: «Ну что, я сегодня тогда позвоню в социальную службу, так?» – «Какова вероятность, что его усыновят?» – «Не знаю, Ванесса. Правда, не знаю». – «Он сложный ребенок, не умеет считать, пользоваться столовыми приборами. Никто, наверное, не захочет с ним возиться». – «Я тоже думал об этом». – «Скажи, ты ведь изначально знал, что я соглашусь?»
