Опередив императора, Екатерина дала Петеру Гольштейн-Ольденбургскому конкретные рекомендации: не предпринимать пока никаких самостоятельных действий. К лету 1811 г. станет ясно, начнется ли война с Францией и можно ли будет герцогу вернуться в Ольденбург. Предположения великой княгини были основаны на полученных ею сведениях о переговорах по поводу Гольштейна, ведущихся в Санкт-Петербурге с французским послом Коленкуром. Посол предлагал компенсацию, но Александр I требовал возврата к статьям Тильзитского договора, в которых, в частности, были записаны притязания России на влияние в Ольденбурге. Переговоры зашли в тупик. Российское правительство сделало вывод, что Наполеон старается лишь выиграть время и что война — дело уже решенное. А потому не оставалось никаких надежд на скорейшее возвращение Ольденбурга. Окончательное решение Екатерина оставляла за своим свекром.
Но Петер Гольштейн-Ольденбургский был также весьма своевольный человек. Он не желал ни поступать на русскую службу, ни подчиняться материальному давлению своей невестки и принял решение оставаться в России до тех пор, пока его вынуждали к тому обстоятельства, и посвятить себя исключительно делу возвращения своего герцогства. Чтобы быть материально независимым, он стремился приобрести в собственность землю. Независимость и свобода в принятии решений — это прекрасные принципы. Но в реальности в обозримом будущем Петер ничего не смог бы сделать без помощи Российской империи. Поэтому, оставаясь верным своим убеждениям, он должен был мириться с некоторыми неудобствами.
Зато Екатерина Павловна с подобной самостоятельностью мириться не желала. Тот факт, что в 1811 г. герцог фактически был вычеркнут из списка немецких правящих фамилий, она умело использовала как повод для открытых разговоров о том, можно ли теперь в России рассматривать его как независимого немецкого правителя. Собственно говоря, в этом, считала княгиня, теперь не было нужды, а потому герцогу уже не требовалось так много финансовых средств! Но чтобы не казаться совсем уж бесстыдной, она важно сообщила брату: поскольку петербургский двор пока не разорвал отношений с Парижем, надежда для Петера еще не потеряна. Если он не хочет быть российским подданным, Бог с ним, но тогда нужно ему, иностранцу, дать право на приобретение земельной собственности. Ведь все это продлится недолго.
Но быстро решить ольденбургскую проблему не удалось. Официальный разрыв между Парижем и Санкт-Петербургом затянулся на целый год. Когда весной 1812 г. Екатерина Павловна в письме еще раз завела со своим братом разговор о дальнейшей судьбе свекра, Александр I рассердился. Он не хотел на свою голову еще и проблем с герцогом. Император считал, что именно спор вокруг Ольденбурга стал поводом для разрыва отношений с Наполеоном, и Петер невольно напоминал ему об этом. Герцог перестал получать приглашения от императора и вскоре должен был покинуть страну. Александр сообщил Екатерине, что сожалеет о размолвке с Петером, но остается при своем мнении: пока между Россией и Францией не вспыхнул конфликт, герцог Ольденбургский не должен идти на службу в русскую армию.
Екатерина ответила ему дипломатично. Она подчеркнула, что и сам герцог не склонен пока предпринимать решительных действий. Но у него прекрасный характер и давние заслуги перед императорской семьей и Александр должен оказать ему доверие и показать, что не выпускает из своего внимания ольденбургское дело. В конечном счете пожелания Екатерины не противоречили тому, что предпринимал сам Александр I. Княгине было все равно, что послужит поводом к конфликту с Наполеоном, главное, чтобы корсиканец был разбит. Ее муж Георг не выказывал никакой реакции относительно всего происходящего. Ему, конечно же, было не все равно, как поступят с его отцом, но слово принца мало что значило для принятия решений. Начавшаяся в июне 1812 г. война все изменила.
Екатерина Павловна в лагере
консервативного московского дворянства
Ольденбургское дело отчасти помогло Екатерине Павловне внушить российскому императору неприязнь к Наполеону. И хотя в отношении к Петеру Ольденбургскому она повела себя достаточно малодушно, важнейшее политическое решение было принято: Российская империя должна выйти из континентальной блокады. Военное противостояние с Францией оставалось вопросом времени.
Теперь политические переговоры выполняли только функцию прикрытия. Аппетиты французского императора росли, и аннексия Ольденбурга была для него лишь закуской в предстоящем кровавом пиршестве.
Гораздо больше, чем судьба свекра, великую княгиню волновала необходимость укрепления самодержавной власти в России: император должен сплотить страну и твердой рукой повести ее против узурпатора. Руководить им в этом благородном деле — вот главная задача, которую ставила для себя Екатерина Павловна. После провала, постигшего ее брачные проекты, она решила предпринять новую попытку обрести непосредственное влияние на ключевые направления российской политики.
Обширные планы проведения в стране либеральных реформ в области экономики и государственного управления, вынашиваемые Александром I, ни для кого уже не были тайной. Самым талантливым разработчиком административной и конституционной реформ был статс-секретарь Михаил Сперанский. Александр прислушивался к мнению Сперанского и полностью доверял ему. Мария Федоровна и Екатерина Павловна считали, что конституционные мечтания излишни и, учитывая исходящую от Наполеона опасность, весьма вредны. Российская империя должна сокрушить узурпатора и распространить свое влияние в Европе. Но как превратить склонного к компромиссам императора в воинственного «сокола», ищущего решения всех проблем на поле битвы? Екатерина много думала об этом и приняла два важных для себя решения: во-первых, надо укрепить национально-патриотический дух императора, а во-вторых — удалить из правительства Сперанского, подталкивающего царя к проведению реформ. Она открыто и энергично взялась за осуществление своих намерений, чтобы каждый мог видеть: в Российской империи бразды правления взяла в руки сильная личность. Хотя по всем имеющимся свидетельствам сестра Александра I никогда серьезно не думала о том, чтобы действительно захватить власть в государстве. Возможно, ее вдохновлял пример прусской королевы Луизы, отдававшей все силы борьбе с Наполеоном. Насколько личные устремления Екатерины совпадали с объективными внешнеполитическими интересами Российской империи, княгиня задумывалась не часто.
В документах, рассказывающих о тверском периоде жизни Екатерины Павловны, постоянно упоминаются два человека, которые были частыми гостями маленького придворного государства: это писатель, поэт и историк Николай Михайлович Карамзин и военный комендант Москвы, граф Федор Васильевич Ростопчин. Екатерина была уже знакома с сочинениями Карамзина, когда в 1809 г. граф Ростопчин на одном из московских балов устроил ей личную встречу с писателем. И Ростопчин, и Карамзин были именно теми людьми, которые полностью соответствовали представлениям Екатерины о настоящих российских патриотах. Высшим идеалом обоих была консервативная самодержавная Российская империя. В напряженные месяцы 1810–1811 гг., когда вопрос войны и мира с Францией был главным в российской внешней политике, Екатерина с помощью Карамзина и Ростопчина развернула настоящую битву с братом с целью принудить его к военным действиям против Наполеона.
