Несколько иная ситуация у нас со Стимфалийскими птицами, которые обладали перьями острыми, как стрелы, и которых Геракл просто прогоняет. Птица с железными крыльями – это образ тоже широко известный. Греческий миф в этом смысле невнятный, периферийный для реализации этого образа. Громптица, как правило, одна, не в стае. Единичная милая пташечка такого размера, что, когда у нее, например, падает перо, оно не стреле подобно – его десять богатырей несут, а может, и двадцать. Такие большие масштабы эта птица принимает у степных народов. Огромные же у нее размеры и у народов приморских, будем проходить орла Хресвельга в «Старшей Эдде». В Греции этот мотив связан со стаей птиц с железными перьями. Любопытно, что эту птицу никто и никогда убить не может. Если с ней пытаются взаимодействовать, в некоторых сказаниях ее не трогают или прогоняют.
Эриманфский вепрь. Самый яркий мотив, связанный с ним, в том, что когда Геракл принес его царю, то Эврисфей спрятался в огромный сосуд. Конечно. Эврисфей – слабое и трусливое существо, об этом мы уже говорили. Но нам важно другое. Почему надо кабана непременно живым доставить? Дело в том, что кабан – одна из ипостасей бога преисподней. Причем я замечу, что у индоевропейских народов память о том, что кабан – священное животное, связанное изначально с преисподней, достаточно широко жила, и долго жила. Она нашла отражение в том, что свинина у большинства индоевропейских народов была мясом священным, ритуальным, а никак не повседневным.
Затем у нас «Кони Диомеда», которые были такие нехорошие, что занимались людоедством. Поэтому Геракл их опять привел в Микены, на лесистых склонах отпустил, где их разодрали дикие звери. Дальше мы оказываемся на скотном дворе Авгия. Замечу, что, вопреки известному фразеологизму («авгиевы конюшни»), на дворе содержались быки, а не лошади. Быки были разнообразной рыжей масти, а один бык сверкал, как звезда. И эти быки стояли по самое брюхо в навозе. Геракл за то, что он очистит этот самый двор, потребовал десятую часть всех быков, и поэтому ему этот подвиг не засчитали. Что он сделал? Он запрудил течение двух рек, отчего они потекли на скотный двор, и столь мощным был поток этих рек, что весь навоз вместе с постройками вода рек смыла. Попытаемся это представить себе визуально. Мы имеем некий напор рек, который сносит постройки, но там стоят быки. С быками ничего не случается. Навоз и постройки уносит вода, быки «освобождаются». Парадоксальным образом здесь мы имеем дело с пресловутой греческой рационализацией. Понятно, что никакой логической критики это сказание не выдерживает. Речь идет о том, что перед нами еще раз трансформированный миф об освобождении коров из пещеры. Действие происходит за рекой. За рекой – потусторонний мир. Кстати, когда мы разбирали это применительно к Гермесу, мотива реки не было. А в индийском мифе, параллельном ему, эта самая скала, в которую замурованы коровы, находится за рекой, и это специально подчеркивается. Замечу, что иной мир, и в частности преисподняя, очень часто предстает не просто как грязное место, а как место чудовищной, сверхъестественной грязи. Так что образ быков, стоящих в навозе по самые уши, – вполне адекватный образ именно для заточения в преисподней. И дальше идет освобождение человеческими методами.
Затем следует уже разбиравшийся нами Критский бык. Геракл приводит быка в Микены и благополучно отпускает, хотя бык ужасный. И убивает потом этого быка Тесей. Мы сейчас говорим о подвигах, последовательность которых произвольна.
Дальше идут последние четыре подвига, последовательность которых вполне логична и мотивированна. Девятый подвиг – «Пояс Ипполиты». Девять – число женское (девять месяцев беременности). И соответственно, в девятом подвиге фигурируют женщины – амазонки. Дочь Эврисфея захотела получить пояс царицы амазонок. Что по этому поводу можно сказать? Войны всегда развязывались из-за ничтожных и даже не поводов, а просто предлогов. В греческой мифологии образ царства женщин-воительниц, которые принципиально замуж не выходили, рожали, но от кого получится, мальчиков убивали, а девочек воспитывали такими же воительницами, весьма распространен. И во всех сказаниях об амазонках, конечно, рассказывается о том, как их истребляют. Истребляют многократно и с большим удовольствием – видимо, мотив победы над женщинами для греков-мужчин был слишком актуальным. Таким образом, разгром царства амазонок, учиненный Гераклом, приобретает для них особое значение. Потом амазонки точно так же будут выступать на стороне Трои в Троянской войне и будут разгромлены уже в этой битве, и каждый раз разгромлены окончательно и бесповоротно.
Далее у нас идут три подвига по принципу «все дальше и дальше в иной мир», потому что все чудовища, с которыми Геракл имел дело до того, они свои, греческие, рядышком. Только за Критским быком надо сплавать, но все-таки не очень далеко.
Три последних подвига («Коровы Гериона», «Яблоки Гесперид» и «Кербер») – это все более и более удаление за пределы мира людей, все глубже и глубже в иные миры. Квинтэссенцией является нисхождение в мир смерти. Причем в сказании «Коровы Гериона» встречается уже упомянутый мотив, что некоторые быки от Геракла удирали, уплывали в море. И Гераклу приходилось за ними бегать чуть ли не до Сицилии. При этом Герион находится где-то на западной оконечности мира – это западная оконечность Европы, то есть крайний запад, но все-таки своего мира. И служит ему двуглавый пес Орф, которого тоже надо победить. Отдельный вопрос, как у этого пса расположены головы, потому что из имеющихся текстов нам ничего о расположении голов не известно. Опять-таки когда мы будем разбирать Кербера, то этот вопрос встанет заново. «Яблоки Гесперид» мы уже практически разобрали, когда речь шла о мировой оси. Напомню, что само слово «Геспериды» происходит от греческого «вечер». Здесь Гераклу надо выйти за пределы всего, чего можно достичь по суше. Он переправляется в челне Гелиоса – бога солнца – на остров, где стоит Атлант. И здесь выход за пределы всех человеческих возможностей будет максимален, поскольку Геракл вместо Атланта будет держать на себе небо. В этом же сказании Геракл как богоборец тоже достигает апогея. Любой архаический герой прямо или косвенно богоборцем является. Чтобы узнать путь к Атланту, он освобождает Прометея. Изначально против воли Зевса, потом, правда, эту историю «причесали»: Зевс был не против того, чтоб его орла убили, но его орла убивает Геракл. К этому мотиву мы значительно позже вернемся уже за пределами греческой мифологии. Геракл в сказании «Яблоки Гесперид», с одной стороны, обходит все границы не мира людей, а иных миров, вполне достижимых греками в исторический период. У него в Африке будет и поединок с Антеем, сыном богини земли Геи. У него будет и ссора с Гелиосом, которого он пытается подстрелить из лука стрелами, напоенными в яде Лернейской гидры. Здесь надо видеть отголосок подвига еще одного культурного героя, присущего Гераклу. В некоторых сказаниях культурный герой отстреливает лишние солнца. Понятно, что Гелиос – солнце не лишнее, а единственное. Поэтому убивать его уже не надо. Но я замечу, что стрела Геракла грозит Гелиосу смертью. Именно потому, что напоена ядом Лернейской гидры. И кстати, в одном из своих приступов ярости Геракл приходит в Дельфы, схватывается с Аполлоном, бьется с ним. Зевс бросает молнию между своими сыновьями, чтобы не допустить гибели одного из них. Олди в своем романе иронизируют – гибели какого именно сына не хотел допускать Зевс? Это сказитель не уточняет, в том смысле, что Геракл вполне мог убить Аполлона, и, соответственно, Зевс вступился за Аполлона, а отнюдь не за Геракла. Так что богоборчество Геракла – вещь впечатляющая, как, впрочем, и все, что с ним связано. Одиннадцатый подвиг – «Яблоки Гесперид» – выход за самые разнообразные пределы. Богоборчество.
