– А ваш-то как, Фирочка? Не обижает? – спросила другая старушка. – Да вы не стойте, присаживайтесь. Прямо смотреть жалко на вас.
– Да я так… в магазин бегу… – неуклюже соврала тётя Фира. Скомкала в руках хозяйственную авоську и вдруг выпалила: – Мой-то? А образцовый он у меня, и вам такого желаю. Вчера вот в восемь вечера домой пришёл, программу «Время» со мной посмотрел и спать лёг…
Сказав так, она задохнулась и деревянной походкой пошла прочь. Несмотря на возраст, у неё был очень острый слух, и она услышала, как Наталья Фоминична заговорщицки прошептала ей в спину:
– Не иначе, тоже еврейчика поселила. Вот и хвалит его…
В магазине возле «Чернышевской» тётя Фира купила совершенно ненужную ей пачку соли и после глубоких раздумий добавила упаковочку спичек. И осознала, что решение, о котором она думала возле парадного, было принято.
Нельзя сказать, чтобы на душе сразу стало легко. Тётя Фира вышла на набережную и долго смотрела, как несёт свои воды шершавая, вспухшая за ночь Нева.
Ощутила в конце концов некоторое успокоение и направилась дальше уже без прежней дрожи в коленях. Даже вполне осмысленно приобрела пачку замороженной цветной капусты (хотя на соседнем прилавке лежала свежая). Купила в аптеке глюконат кальция в ампулах для инъекций и повернула домой.
Свой порог она переступила с замиранием сердца: ей почему-то казалось, будто Снегирёв сидит посреди комнаты и со зверским выражением лица чистит большой пистолет. Ничего подобного. Он по-прежнему спал мёртвым сном, не догадываясь, какая эмоциональная буря происходила поблизости. Зато Васька вмиг прыгнул на пол и с требовательным курлыканьем устремился к хозяйке: сколько можно, давай корми наконец!..
Тётя Фира подхватила на руки пушистый тёплый комок, зарылась лицом в полосатую шерсть и неслышно заплакала.
Снегирёв выполз на свет Божий в четыре часа пополудни, да и то единственно потому, что его согнала с дивана самая простая нужда. Когда скрипнула дверь, у тёти Фиры чуть не выпала из рук стеклянная плошка с гефилте фиш, извлечённая из холодильника. Однако несчастный больной до того не походил на свирепого убийцу, что весь страх сразу пропал. Вернее, не пропал, а как бы перешёл в новое качество. Вдруг стало полностью ясно, что Алёшу не надо было бояться. А вот за него – ещё как…
– Доброе утро, тётя Фира, – тихо сказал Снегирёв, держась за дверь здоровой рукой. Его зримо пошатывало. Он выглядел жалким, нахохлившимся и облезлым, и температура у него была, если только тётя Фира ещё не ослепла, все сорок.
– Вас, может быть, проводить?.. – только и спросила она, со всей ясностью вспомнив, как Алёша однажды чуть не на руках носил её в туалет. Снегирёв отрицательно помотал головой и двинулся в коридор.
– Умоетесь – и немедленно обратно в постель, – напутствовала его тётя Фира. – Укольчик сделаем… общеукрепляющий… и кофием вас напою. Вам, Алёша, может быть, и не хочется, но надо непременно что-то поесть. Я сейчас цветной капустки сварю…
Сказка про чёрную масочку
Женя Крылов лежал чуть не в той же самой палате откуда сравнительно недавно выписался Плещеев. И его, естественно, столь же бдительно охраняли. Только на сей раз Кефирыч не балаганил возле двери, развлекая больных и невинно заигрывая с сестричками. Теперь его присутствие было незаметно для посторонних глаз пускай даже очень внимательных. С точки зрения непосвящённых всё выглядело так, как если бы эгидовцы во главе со своим шефом явились задать свидетелю случившегося несколько важных вопросов. И даже преодолели при этом некоторое сопротивление врачей.
«Свидетель» блаженно проглотил печенье и домашний кисель, контрабандно пронесённый Мариной Викторовной мимо досмотра, потом добросовестно выслушал новости. Фирма, как и следовало ожидать, благополучно отовралась. Базылев со товарищи были далеко не дураки, а вдовствующая миллионерша Инесса Ильинична – и подавно. Они тоже умели предусматривать разные варианты и заранее готовить «спрямление линии фронта». И если вкратце, то уголовно наказуемая деятельность сотрудников оказалась полностью личной инициативой покойных. О которой невинно убиенный руководитель, естественно, ни сном ни духом. А Славик, охранник, и вовсе попал как кур во щи. Женю впустил, во двор вышел, а тут его тюк!.. Очнулся – гипс.
Истине это всё соответствовало весьма относительным образом, но головную боль Плещеева составляло нечто совершенно иное. Пулковские, тихвинские, гаишник Мишаня, тайные делишки «Инессы» – да зарасти оно всё лопухами, не плещеевской конторе теперь об этом страдать. В тёмной водичке беззвучно ходила кругами гораздо более крупная рыба. Плещеев чувствовал биение её плавников. Осязал скользкий холод чешуи. Не мог только одного – ухватить.
– Ага, разглядел… – поскучнел вообще-то очень наблюдательный и ответственный Женя. – Во всех подробностях… Масочка на нём ещё, помню, чёрненькая такая была…
Сергей Петрович смотрел на него и думал, какие это две большие разницы: по возможности компостировать мозги бандитам – и напропалую врать своим же товарищам. Ему ли, Плещееву, того было не знать. Женя встретился с шефом глазами, что-то понял, но неправильно истолковал и обиделся:
– Ты-то, помнится, его в трёх томах… Когда самому по очкам засветили…
Пиновская и Дубинин, сидевшие как обычно в разных углах, молча обменялись быстрыми взглядами. Картина, по их обоюдному мнению, вырисовывалась прелюбопытнейшая.
– «Лоскут, бездельник», – задумчиво процитировал Саша. Он был большим дипломатом. – Дал я намедни плёночку Меньшову послушать…
Женя встрепенулся:
– И что?
– А ничего, – усмехнулся командир группы захвата. – Ни разу, говорит, в жизни своей не слыхал. Так это равнодушно… И тут же давай мне новую «мать» для Алкиного компьютера сватать. И уши, что характерно, холодные…
– Женечка, ты всё-таки попробуй, – ласково попросила Пиновская. – Напрягись, заинька, может, вспомнишь чего. Ну там, стиль… особенности какие…
– Ага… – Женя страдальчески закатил глаза. – Особенности. Поздний Тосицугу Такаматсу. Ранний Годзо Сиода и его почтенная матушка!.. Да прошёл он их, как пустое место! Особенности!.. Прихлопнул, как тараканов! И дальше пошёл!..
Лицо у Жени было обезображено жестокими побоями, почерневшие губы шевелились с трудом. Вспышка эмоций не прошла ему даром – спёкшаяся короста полопалась, выступила кровь.
– Женечка, не надо так кипятиться, капельница выпадет, – предостерёг Осаф Александрович.
– Узнаваемо, – кивнул Саша. – Где-то мы уже всё это видали…
– И кое-кого из здесь присутствующих… в качестве побочного эффекта… – выдала Пиновская ритуально незаконченную мысль. Плещеев не выдержал, обеспокоенно покосился. «Пиночет» балансировала на жёстком больничном стуле, уставившись в потолок.
– «Лоскут, бездельник»… – снова процитировал Саша.
– Виртуоз, конечно, – сказала Марина Викторовна. И добавила, ядовито усмехнувшись: – Опять сто человек видело. И даже общалось. А описать – ax, mon dieu,
[35]
шлем зеркальный был, не взыщите…
