Так мы и сделали.
Я сажусь на корточки, глубоко вздыхаю и провожу рукой по волосам.
– Кажется, бóльшую часть мы сделали. По крайней мере, рассортировали. Кроме журналов…
– Точно. – Себ морщится. – Их, наверное, надо в утиль.
– А может, продашь? Как архив?
Я не спрашиваю, отменил ли он подписку. Ответ я и так знаю.
– И нам понадобятся еще сумки, – добавляю я, глядя на вещи.
Себ кивает.
– За углом есть магазин. Там продают такие же, клетчатые.
– Тебе надо зайти в «Фаррз», – машинально говорю я. – У нас хорошие сумки с симпатичными рисунками.
Что я несу? Я смущенно улыбаюсь.
– Ох, извини! Профессиональная привычка.
Себ улыбается в ответ. И тут же хмурится.
– Фикси… – До него только сейчас дошло. – Заканчивай. Тебе наверняка надо идти. У тебя дел по горло.
– Забей, – говорю я. – Давай купим сумки. А потом я пойду.
Мы выходим на свежий воздух и, сами того не замечая, шагаем нога в ногу.
– Это… Спасибо тебе, – через пару минут произносит Себ. – Большое спасибо. Ты не представляешь, как много для меня сегодня сделала.
– Чепуха, – тотчас отвечаю я. – Я сама хотела. Просто как… Как друг.
– Как друг, – после секундной запинки откликается Себ. – Разумеется.
Мы доходим до небольшой торговой галереи, украшенной лампочками и мишурой. Стайка детей поет рождественские песни, мы ненадолго останавливаемся и слушаем. И под их рулады Себ спрашивает, сосредоточенно глядя вперед:
– Ну а как там безграничная любовь?
У меня все сразу переворачивается внутри. Я снова мысленно переношусь в его кабинет, в тот день, когда мы поссорились из-за Джейка. Так он из-за этого? Из-за того, что я не отступилась от брата? Пренебрегла его советом и осталась с семьей?
– Отлично, – говорю я.
– Хорошо, – отзывается Себ, но голос у него глухой, взгляд отсутствующий.
Между нами снова нарастает напряжение. Это нужно прекратить. История с Джейком оказалась к добру. К добру для всей семьи.
– Люди иногда меняются, представь.
Кажется, я произношу это чересчур горячо. У Себа выступают желваки. Он явно не настроен слушать такое. Когда он поворачивается ко мне, на его лице играют голубые и розовые отблески гирлянд.
– Я уверен в этом. И очень рад за тебя.
На его лице появляется странное выражение, в глазах на мгновение вспыхивает огонек.
– Ты настоящая женщина.
Он сжимает мои руки, и я смотрю на него, не в силах что-либо сказать. Только слезы опять обжигают глаза. Ничего не могу поделать, я просто тону в его взгляде.
Песня смолкает, раздаются аплодисменты, и мы возвращаемся к реальности.
– Ну что ж…
Себ криво улыбается и выпускает мои ладони. Все, я больше не могу. Не могу видеть эти лесные глаза, это мужественное лицо, вообще все – и знать, что больше это мне не принадлежит.
– Ладно, – бросаю я. Получается слегка грубовато. – У меня дела вообще-то, и мне пора…
– Конечно. – Голос Себа тотчас становится официальным. Он даже отступает на шаг, устанавливая дистанцию. – Ты и так очень много сделала. Тысячу раз спасибо тебе!
– Пустяки.
– Это не пустяки. – Себ качает головой. – Ты… Я сам даже не представлял… – Он смотрит мне в глаза. – Теперь я могу двигаться дальше.
– Прекрасно. Я этого и хотела. – Я радостно улыбаюсь, а внутри боль поднимается подобно цунами. – Удачи во всем. С Бриони, с жизнью… Вообще.
Как это тягостно: весело улыбаться мужчине, который похитил твое сердце, а сам любит другую. У меня дрожат губы.
– Ну, пока!
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, и тут Себ вскрикивает:
– Подожди!
Я оглядываюсь. Себ лезет в карман. Я даже не удивляюсь, когда он вытаскивает кофейную манжету.
Я подхожу к нему, и мы вдвоем разглядываем манжету посреди улицы. Долговая расписка. Мятая, потрепанная. Почерк местами неразборчив: это мы развлекались в постели.
– Дурацкая штуковина! – Я изображаю смешок.
– Да, – с неожиданной серьезностью произносит Себ. – Потому что для всего, что я тебе должен, понадобилась бы книга.
На мгновение я теряю дар речи.
– Скажешь тоже, – мямлю я наконец.
Хочется казаться беззаботной, но мне это не очень-то удается.
– Сама знаешь, что это так.
– Тогда и я… – У меня сдавливает горло. – Я тоже тебе должна.
– Но больше мы счет не ведем.
– Нет.
Я забираю у него манжету. Смотреть на слова, написанные нами разъезжающимся почерком, невыносимо больно. И я рву манжету. Пополам. И еще раз. И еще. Картон плотнее, чем кажется, и рвать его очень трудно. Но в конце концов я превращаю его в клочки и поднимаю голову.
– Вот так, – произношу я.
Себ кивает с такой невеселой улыбкой, что у меня опять слезы подступают к глазам. Но плакать нельзя.
– Так, – эхом отзывается Себ.
Я в последний раз вглядываюсь в его лицо. Потом набираю побольше воздуха, словно собираясь нырнуть в воду, поворачиваюсь и быстро ухожу прочь, по дороге бросив в урну обрывки.
Глава двадцать шестая
Иногда жизнь дает то, что тебе нужно. А иногда – что-нибудь никудышное. В чем я абсолютно не нуждаюсь, это в Райане Чокере, но именно он торчит сейчас возле «Фаррз» и треплется с Джейком.
Потрясающе. Просто охренеть.
Мне так паршиво, что вообще никого не хочется видеть, тем более его. Но удирать некуда, мне нужно в магазин. Остается одно: идти вперед, упрямо стиснув зубы. Физиономия в красных пятнах от непросохших слез – да к черту. Мое лицо, как хочу, так и хожу!
Наверняка я сейчас услышу какую-нибудь гадость. Но, к своему удивлению, я обнаруживаю, что Райан препирается с Джейком.
– Нет, – говорит Джейк. – Никак. Видишь же, я работаю.
И он указывает на свой пряничный костюм.
– Всего пара дней! – отмахивается Райан. – Отпросись и махнем туда вместе. Оттянемся, как в старые добрые времена. Выпивка за мой счет.
И он подмигивает.
Райан умеет убалтывать, и сейчас он в ударе. Джейк колеблется. Былые страстишки оживают в его взгляде.
И тут же пропадают.
– Я работаю, – упрямо повторяет он. – И не могу позволить себе сейчас полет в Прагу. Так что никаких.
– Мать твою, Джейк, да что с тобой происходит? Привет, Фикси!
